Единорог выкарабкивался с той одури наваждением и... чем? Чем было для господина Эйфина то, что с ним происходило? Фей не знал, он только видел - насколько прекрасным становился единорог и насколько больно и плохо ему было потом, будто то, что происходило - дурное, не благое, опасное. Тэймину было стыдно и он сожалел, что приносил эту боль уже во второй раз, но он... он уже был пропащим и проклятым - ему хотелось хоть разочек еще, хоть кончиком пальца прикоснуться к единорогу и испытать то, что было. Может, не так остро, но почувствовать и увидеть счастье и чудо.
Но оставалось только тихо вздохнуть и, после долгой и тяжелой паузы, кивнуть.
- И вы решили, что будет лучше, чтобы я в вас не сомневался? Я не сомневаюсь в вас, сударь, тем более - теперь. Такое чистое существо не может обмануть или принести вред... вы столь чисты. - Даже не понимая, что говорит восторженно, Тэймин заворожено смотрел на собеседника, ведь тот продолжал смотреть ему в глаза и сейчас, казалось, той боли и того хрустального звона, запутавшегося в серебре, нет, но, все равно - это были глаза единорога, в которого один маленький и глупый фей влюбился до потери контроля. До улыбки, до сбившегося дыхания, головокружения и сердца, что колотится где-то под языком, кажется.
Рэнар видел Келлахана в ореоле света и даже не думал о том, что это просто так падают косые лучи солнца сквозь стекло, нет, ювелир верил в то, что это свет самого единорога.
"Мы о чем-то говорим... нужно поддерживать беседу" - Пытался образумить себя Тэй, но мысли путались и дрожали, будто листья осины в грозу.
- Я постараюсь больше не ставить вас в такое неловкое положение, Ке... - Понимая, что что-то идет не так, хозяин лавки смущенно кашлянул, пряча взгляд и чувствуя как кровь приливает к щекам. Было так стыдно и так щемяще-щекочуще от своей смелости.
- ...Господин Эйфин. - Мысль о том, что у Советника есть полное право попросить и фея держать щиты, чтобы они были еще дальше друг от друга, чтобы коснуться, даже нарочно, даже вполсилы, было невозможно, пугала... Зачем весь этот мир, если дыхание замерло и остановилось, едва пришлось узнать, что наибольшее счастье всегда приходит рядом с горем.
Хотелось просто покачнуться и упасть, обнимая дивное существо, но Тэймин судорожно вздохнул, закрыл лицо ладонями и, пошатнувшись, встал с дивана, попятился; и отходил, пока не уперся худыми лопатками и всклокоченным затылком в стенку.
Так было не легче - не видеть. Воображение и память рисовали лицо единорога. И, мучимый грёзами, которые час тому назад были еще лишь зыбкими миражами, а теперь пятнами масляных красок застыли на белоснежном доселе холсте души фея, Тэймин посмотрел вновь на единорога, что пришел выкупить у него семейное дело, а украл душу.
- Это больно. - Пролепетал, не зная, о ком говорит: о единороге, волю которого ломало тягой к чистой душе, или о себе, когда уходил, чтобы не разбить чужую душу.
Отредактировано Thijmen Ranar (2015-08-16 03:17:40)
