Плечи тяжело поднялись и опустились. Дальше - Бенжамин повернулся, выдавая порцию улыбок и рукопожатий. К вечеру, как это было всегда, медленно начали стягиваться посетители и по собственному разумению в список его обязанностей входила необходимость, откровенно говоря, весьма нудная - поприветствовать всех. Или хотя бы тех, кто появлялся здесь с завидной частотой. Чаще Бенжамин ограничивался вторым. Все-таки как бы сильно он не хотел держать марку Синего, его попросту не хватало на все. Ровно как и сейчас. Медленно, не забывая про улыбку и манеры, обойдя главный зал, раздав, все, что должен был, поманил к себе раба. Повернулся плечом против зала, тяжело выпустил дым, обдав им лицо раба, и начал говорить устало. В итоге перешел совсем на шепот, так что высокому, поджарому Говарду, заложив руки за спину, пришлось сильно нагнуться, чтобы хоть что-то разобрать. Бенжамин не придал этому значения, продолжая.
Сказал все сухо, кратко. К вечеру слова испаряются как-то сами. Желание поддерживать разговор не всегда уходит следом, но сейчас да. Ушло. Пока Бенжамин успел дойти до внутреннего сада, за ним уже поскреблись, передали, что ищут встречи. В ответ, не поворачиваясь, только бросил, что пускай в лучшей форме скажут, что чувствует он себя сегодня не важно и к сожалению предпочтет остаться наедине с собой. Когда наконец оставили в тишине, одного, Бенжамин вздохнул. Проковылял дальше, в комнату за садом и упал на кресло - первое, до чего дошел. Снял туфли, подтянул ноги, закурил по-новой. Табак засветился огоньком и потух. Молча выпустил облако дыма и почти сразу же, с остервенением, отбросил трубку. Та жалобно пискнула, ударившись о дверь и все рассыпав.
Две, три минуты прошло - не считал. Бенжамин сполз на пол, спрятавшись за выгнутой спинкой кресла, плечи часто и жалко тряслись, нередко доносились судорожные всхлипы.

Бенжамин замер, слушая, как медленно, со скрипом открывается дверь. Весь сжался внутренне, пытаясь проглотить екнувший в груди испуг. Все нормально... Хорошо, - но даже в мыслях прозвучало это жалко. Горькая усмешка змеей растеклась на лице, тыльной стороной ладони оттер слезы, хотя это ничего и не поменяло.
- Бенджамин! - в комнате было темно, он всегда просил, чтобы здесь не открывали штор, не зажигали свечей. В темноте чувствовал себя спокойней, думал, что так уютнее, упуская из вида одну очевидную вещь. Так легче спрятаться.
Фей нервно всхлипнул и тут же закусил губу, проклиная все на свете. Он отчаянно не хотел, чтобы его видели таким. Боялся и не пытался отрицать этого сейчас, хотя и не мог разобраться в причинах заворочавшегося чувства. Позор? Порицание? Но здесь тишина, переросшая в напряжение, уже затянулась и Бенжамин, не заканчивая мысли, медленно выдохнул:
- М... Максемиллан?
Перчаток не было. Должно быть, выбросил, как это сделал с трубкой. Бенжамин с нарочитым вниманием посмотрел на шрамы, пытаясь отвлечь себя, то ли надеясь, что так не будет слышать собственных всхлипов, то ли ожидая, что тогда их не услышит другой.
- Простите, но... - он запинался, вздрагивал, его трясло. - Вы выбрали не лучшее время для... Посещения.
Обнял себя за плечи, не спеша вставать и показываться. Сейчас это казалось худшим, что могло произойти. Услышали - ладно, это же словно тень, мираж, на это можно будет закрыть потом глаза. Улыбнуться, сделав вид, что ничего не понимает, но... Только если не увидят. Бенжамин открыл рот, пытаясь выдавить из себя просьбу, чтобы его наконец-то оставили, но не смог.

Отредактировано Benjamin Waterhouse (2015-08-13 13:24:02)

Сгустившаяся темнота не помешала ему различить его лица. Бенжамин смотрел долго, мучительно, не в силах оторвать взгляда и, не понимания, почему не может. В этот короткий, но показавшийся ему неприлично долгим промежуток времени, две слезы скатились по подбородку, и он даже не попытался смахнуть их. Самое страшное, чего только мог опасаться фей, уже произошло и он совершенно не мог знать, что делать и как себя вести. Поэтому, как только нашел в себе силы оторвать от джинна взгляд, он резко, не без некоторой нервозности, отвернулся, пряча лицо, но не двигаясь. За действиями Максемиллана он не следил. Не то чтобы он не находил их неинтересными, было попросту не до того. Бенжамин огляделся, ища одним взглядом запропастившиеся перчатки, но их нигде не было. Возможно, они были там, у двери, где лежала и трубка, но подниматься и идти за ними сейчас не было никакой возможности. То есть сил. Хотя и курить захотелось неожиданно неимоверно. Так, что и отделаться от этого не можешь, все мысли странным образом сводятся только к этому, одному.
- Бенжамин, что ты делаешь?
Вопрос неожиданно оборвал всякую мысль. Бенжамин поднял лицо и принял стакан машинально, теперь уже стараясь не заглядывать джинну в глаза. Страх со страшной силой колотил внутри, жег и стыд и чувства эти были настолько неприятны, что хотелось буквально сквозь землю провалиться. Если и посмотреть сейчас Бенжамину в лицо, то первым делом можно было прочесть одну мольбу: «Не смотрите на меня».
- Я... - начал резко, сам не ожидая от себя. - Сам не знаю, если честно.
Он немного поглядел на стакан, жидкость, плескавшуюся в нем и во мраке комнаты кажущейся совсем черной. А потом, раз - сделал глоток. Горло неприятно обожгло и Бенжамин сделал над собой усилие, чтобы не выплюнуть это обратно. Он никогда не пил и не особо тянулся, но станешь ли спорить с Максемилланом?
- Но я в самом деле не хотел бы, чтобы Вы видели меня таким, - последнее слово он сказал с нажимом, явно сдерживая неприязнь к самому себе. - Такое бывает... Не часто, но бывает.
Совершенно не хотелось думать об этом. Копаться в себе. Хотя Бенжамин примерно и догадывался, в чем дело, но все равно упорно отгонял от себя эту мысль, загораживаясь более мелкими деталями, пытаясь отвлечься.
Бенжамин сделал еще глоток и второй раз показался только хуже, отчего его передернуло. Отставил стакан, неожиданно переменившись в мысли, что если и допьет это, то сделает это насильно. Проще говоря, под чьим-то нажимом.