Милостивый великодушный господин действительно становился для жеребенка сродни всесильному божеству, по какой-то нелепой случайности спустившегося с небес. И Тирион готов был служить ему совершенно даже ни за что, просто так, хотя бы иногда украдкой любуясь, и проникаясь глупым обожанием, шедшим откуда-то прямо из горячо бившегося сердечка. Но он мог все испортить, а от того становилось очень грустно. Так что готов был еще долго вымаливать прощение, которое вроде бы уже получил, но все равно усомнился, что действительно прощен, и господин оказывается настолько мягкосердечен, что спускает все совершенно неуместные оплошности, наверняка изрядно подпортившие впечатление от прогулки.
Обняв руку, Тирион кивнул с очень серьезным видом, хлопая длинными белыми ресницами, смахивая слезинки, что никак не могли прекратить падать и падать, пачкая красивое платье, да явно выворачивая душу наизнанку.
- Да, мой господин. Прекрасно понял, что так нельзя, и впредь буду думать только о вас, больше ни о ком. Я постараюсь так делать. – прибавил едва слышно, совсем не желая расставаться и пытаясь не опускаться до наглой высокопарной лжи, - Буду минуты считать до встречи с вами…
Поднявшись, нервно вздрагивая, единорог мимолетно прикоснулся к изящной ладони, очень жалея, что не может поцеловать так, чтобы не испачкать руку в крови. Опасаясь допустить очередную грубую, непростительную оплошность, вновь чувствуя как начинают слезиться глаза, малыш вышел из кареты. Осторожно хватаясь за протянутую руку лекаря, и с великой печалью во взгляде смотря как экипаж отъезжает, а сердце бьется сильнее и сильнее.
- Нет, все в порядке. Не беспокойтесь… - взгляд остановился, мальчик вытянул шею, ветер вовсю играл с растрепавшимися волосами, а сам он был явно совсем не здесь. – Прошу меня простить.
Сдержанный шепот сопровождался неожиданно сильным рывком, с которым Тирион дернул на себя руку, едва не скатился с лестницы, чудом минуя слуг, и в мгновение перевоплотившись, высокими прыжками побежал следом за своим господином, успевшим скрыться в наступающих сумерках, в тени высоких деревьев аллеи. Вытягивая голову, единорог никуда не торопился, морозное дыхание вырывалось из раздувающихся ноздрей, морда была высоко вскинута, грива развивалась по ветру, а бежал он легко, непринужденно, не меняя такта, словно увечье и вовсе не могло испортить благородное белоснежное создание. Он старался держаться в тени, угадывая перестук копыт лошадей, и ступая так же, совсем не желая быть увиденным. А когда экипаж подъезжал к главному входу, развернулся обратно, так же ладно побежал в сторону гостевого домика, все ниже опуская голову, постоянно обеспокоенно двигая ушами, и тихо всхрапывая замедляя бег до неспешного шага. Все оглядываясь, нервно взмахивая высокого приподнятым хвостом, будто бы ждал что господин пойдет за ним так же, как он помчался, проявляя явное своеволие. Деревья хранили звенящую тишину наступающего вечера. Сыпал мелкий снег, оседая на светлой шкуре, падая на лоб, запутываясь в густой длинной гриве, оставаясь на трогательных длинных ресницах. Тирион никуда не спешил, еще долго плутая между деревьями, губами пробуя снег на вкус. А потом и вовсе уселся под высокой сосной, устроив боком задние ноги, делая упор на передние, и вытянув шею замер, словно нелепая мраморная фигурка. Объясняться ни с кем не хотелось, сердце наполняла несусветная тоска, а снег все падал и падал, скрывая следы, накрывая словно пушистым покрывалом юного жеребенка явно потерявшегося в самом себе и впервые испытывающим привязанность, что неотвратимо душила, порождая чувство слишком похожее на безграничную преданную любовь.

Спал Тирион очень беспокойно, даже ночью переживая недавние события, бродя во снах по темному лесу с высокими деревьями и ища в колючих зарослях своего господина. Но его не было нигде, и то и дело просыпался в холодном поту, а когда смыкал веки все начиналось с начала. Так что и проснулся задолго до рассвета, более не желая раз за разом переживать страшные кошмары, потом долго пил прохладную воду, да напиться никак не мог. Успел привести себя немного в порядок к приход лекаря, но все равно был слишком бледный, на редкость растерянным и печальным, как и вчера когда опустив голову возвращался обратно. Словно не радовала скорая встреча, к которой надо было готовиться, ждать как самого важного события в жизни. А как иначе? Сегодня он уже на законных основаниях станет собственностью юного герцога, и тогда никакое прошлое не будет иметь власти. Никто не посмеет смотреть на него как на приятную милую вещицу, никто не посмеет использовать в свою угоду, и уж точно не найдется господ, желающих купить ночь.
  Но нечто все равно грызло изнутри, а Тирион напоминал безвольную игрушку. Как того господин хотел – вещь, куклу, которой все равно что с ней делают, как относятся, во что наряжают. Знай да моргай изредка бессмысленными глазами, где нет и оттенка души. Растерянный донельзя малыш таким и был все утро, пока его наряжали, лечили, снимали мерки, кормили почти против воли с ложки жиденьким наваристым бульоном, который все равно не лез в горло и лился с нижней губы обратно. Челюсть казалось почти полностью зажитой, окончательно сформированной, но пока еще напоминала тончайший фарфор, малейшее неверное прикосновение к которому могло все испортить. Так что лекарь долго предостерегал, что и говорить надо очень аккуратно, и стараться вовсе рта лишний раз не раскрывать. Господа к тому же всегда любят, когда их больше слушают, не перебивая, а не начинают вести совсем неуместные беседы. Но мальчик к советам относился слишком невнимательно, все находясь в каком-то непонятном ступоре. Обдумывая за утро слишком многое, но так и не находя ответов, совсем не в силах разобраться во вспыхнувших чувствах.
В высоком зеркале Тирион с трудом узнал самого себя. На него смотрела какая-то совершенно незнакомая девочка с белокурыми локонами, сколотыми богатой заколкой сбоку, украшенными нитями с самыми настоящими жемчужинами. Серьги с сапфирами красовались в маленьких ушках, на тонкой шее гармонично смотрелось короткое ожерелье, а пышное голубое с золотом платье великолепно подчеркивало изящную фигурку. Единорог оробел, недоверчиво смотря на то, во что его превратили, приходя в себя, только когда настойчиво потянули за руку. Пора… Уже пора. День незаметно пролетел в заботах, а для жеребенка того времени не существовало вовсе.
И от мраморной изящной статуэтки, которой все утро упорно прикидывался, не осталось и следа. Он мелко дрожал от возбуждения, опять представлял встречу с господином и всеми силами пытался успокоиться, возыметь контроль над самим собой. Скверно это получалось, так что впервые переступил порог роскошного дома донельзя взбудораженным и перепуганным. Собрался с горем пополам и очень смело шагнул в гостиную навстречу с господами.
Тирион поклонился каждому, слегка приседая, придерживая подол платья, медленно ступая дальше, и не сводя перепуганного взгляда со слишком знакомого дракона. Прошлое вновь разом цапнуло за все уязвимые места, живо напоминая о нечто таком, что следует держать очень глубоко в себе.  Светлоглазый красивый дракон был редкостным садистом, извращенцем, затмевающий по оригинальности и жестокости абсолютно всех клиентов. Не думал только, что встретит когда-нибудь еще раз, после того, как один из весьма неприятных моментов едва не стал последним. Пол несколько раз опасливо пошатнулся под ногами, и малыш быстро вцепился в протянутую руку, вымученно улыбаясь, совсем обмирая от ужаса плавно идя к столу. Чудовищными усилиями ставя подкашивающиеся ноги прямо, с таким видом, словно ничего и не происходило, да происходить не должно.
Присев на краешек стула, совсем не замечая как сама по себе дергается бровь, юный единорог уставился в пустую тарелку, не осмеливаясь ни слова произнести, ни шевельнуться лишний раз, и уж тем более еще посмотреть на страшного черного хищника. Тирион помнил абсолютно все, и то часто приходило в короткие момента сна, выливаясь в такие кошмары, что просыпался в мокрых простынях и рыдал как несмышленый малыш, долго не в силах успокоиться. Прошлое имело слишком много острейших граней, и сейчас, сжимаясь изнутри, смыкая челюсти так, чтобы зубы предательски не ударялись друг о друга, жеребенок под столом несмело протянул руку и обхватил ладонь своего господина холодными пальчиками. Он очень хотел верить, что сможет получить защиту и от этого черного мерзавца тоже.

- Да, господин, мы знакомы. – тихо выдавив слова, которые ни за что не хотели быть озвученными, мальчик поежился, потупляя взгляд, обмирая от сильного волнения.
Очень сильно мечтал забраться под стол и провести там остаток вечера. Или сбежать обратно в гостевой домик, где конечно же ждал добрый лекарь? Он обязательно все поймет, утешит. Да, только это прямая дорога за ворота, совсем не к лекарю и заботливым сердобольным слугам. Может быть, если потерпит еще немного, все образуется? Едва ли… Тирион прекрасно видел какими алчными огнями поблескивали удивительно красивые светлые глаза черного как смоль дракона. Он ведь даже хотел его купить, но хозяин оказался категоричен, ни за что не желая продавать очень прибыльную шлюху. А потом долго целовал владельцу борделя ноги, так и рассыпаясь в нелепых благодарностях… Служение этому темному жестокому существу было гораздо хуже лютой смерти. Хуже всего на свете… Он был очень терпелив к боли, умел даже находить в том наслаждение, но то что проворачивал этот сумасбродный хищный ящер моментально выбивало все рамки терпения и каждый раз был слишком искренен в жутких страданиях, которые длились словно вечность напролет и никак не могли закончиться.
Неужто и дорогой господин такой же? Как и его брат… Нет, такого быть не могло. Тирион в то горячо верил и молил всех известных богов, могущественных лесных духов о лучшей для себя участи. Накрыв ладонь маленькими изящными пальчиками, жеребенок слегка сжал руку, тщательно скрывая дрожь. Он все так же ужасно боялся даже шелохнуться, застыв как красивая игрушка, только моргал изредка, да дышал явно через раз. На соблазнительный ароматный десерт малыш и не посмотрел. Можно было подумать, что беспокоится о сохранности не до конца зажившей челюсти, но на самом деле сейчас и рта лишний раз не смог бы приоткрыть. Настолько был взволнован, не смотря на то, что пытался всеми силами держаться.
Единорог замер как кролик перед приближающимся удавом, когда черный дракон никуда не торопясь прошествовал ближе, потом и вовсе опускаясь до одного уровня. Синие глаза поползли вверх, прячась под верхними веками, по крайне мере глазные яблоки туда почти целиком закатились. Мальчику сделалось дурно, он часто дышал, расслабляя пальцы, едва заметно дергаясь и совсем теряясь от опасной близости. Прикосновение пробудило абсолютно все воспоминания. И по мере того как постепенно затягивались раны, мышцы вставали на свое места, сверху зарастая кожей, Тирион переживал самые жуткие, постыдные моменты. Он был слишком мал и хрупок для черного монстра. У него был слишком огромный и длинный, чудовищных размеров драконий член. Но легко помещался во внутренностях при должной подготовке и стараниях. А еще он любил жрать совсем юных людей прямо на глазах, потом жестоко брал прямо на останках, купая в крови и явно наслаждаясь произведенным впечатлением. И было еще очень много чего, что предпочитал бы не вспоминать и вовсе, но все всплывало перед глазами. Тирион все сильней бледнея, бездумно кивал, соглашаясь, что действительно стало лучше.
Он не помнил как плавно перебрался на колени своего господина, крепко вцепился двумя руками в шею, пряча лицо под длинными светлыми волосами, вообще не волнуясь, что и ужин может вполне испортить, и так делать вообще нельзя.
- Не отдавайте меня ему… Он зверь. – горячо шепнул на ухо, даже не стараясь, чтобы сокровенного никто не услышал. В гостиной было прекрасное эхо…

Ужас лишь сильнее окреп, когда стало понятно, что его услышали. И мало того услышали, так еще попытались завести непринужденный разговор будто бы о само собой разумеющихся вещах. Тирион не придумал что можно тут ответить, язык попросту прилип к небу, и внезапно стало очень трудно и тяжело дышать. Спасала лишь мнимая темнота, когда крепко зажмурил веки и зарылся носом в волосы своего господина, который необычайно ласково обнимал, явно пытаясь утешить, пообещать что все непременно будет хорошо, и никто более не посмеет к нему прикоснуться, ни за что не подвергнет страшным пыткам. Наивный жеребенок в то верил, тянулся к своему великолепному божеству, наделяя его мысленно едва ли не святостью, призванной защищать всех слабых душой и телом. Драконы драконам рознь, есть наверняка и хорошие. Такие как господин.
Трогательно вытягивая алые губки, Тирион медленно пил, очень боясь подавиться, а потом так и умереть от чрезмерного волнения с удушьем. Взгляда он не поднимал, слишком уж боялся. Да и вкуса практически не чувствовал, медленно проглатывая, вновь отпивая немного, стараясь чтобы зубы не стучали о край бокала. Становилось будто бы даже лучше, и начиная медленно успокаиваться, Тирион тихонько вздыхал. Совсем с надеждой, ласково обнимая шею, когда господин поднялся вместе с ним на руках и понес прочь от хищной нетерпеливой драконьей особи. Единорогу казалось, что его медленно пожирают одними глазами, и он практически чувствовал как нежное мясо отходит от хрупких костей.
Доверчиво уткнувшись в плечо, малыш так же ласково обнимал своего хозяина, стараясь вовсе не размышлять о том, что произойдет после подписания бумаг. Он хорошо умел писать, так же бегло читал, знал цифры и основы грамматики, и возможность подставить свою подпись совсем не пугала. Беспокоило совершенно иное. В одном доме не так много мест где можно спрятаться, а кровное родство подразумевает нечто такое… Но не стоит и думать, покуда как благородный господин мало того что спас, так еще и унес из гостиной, совсем не посчитавшись даже с отцом.
- Я смогу жить в вашей комнате, господин? – тихо произнес, поднимая недоверчивый взгляд и тут же краешком губ улыбаясь, - Я бы очень хотел этого. Простите за то, что боюсь вашего брата. Он очень страшный для меня…
Не стоило так конечно же, но  Тирион оставался искренен даже сейчас, когда шок немножко отошел и можно было вздохнуть свободно. С любопытством повернув голову сначала в одну, потом в другую сторону, жеребенок привстал на цыпочки, очень внимательно рассматривая портрет главы рода Морусов. Дракон был запечатлен во время охоты, верхом на высоком вороном жеребце. Огромной силой веяло от него, но вспомнив как первым делом был отдан приказ немедленно убить покалеченное животное, единорог отвернулся, подходя ближе к юноше, с не меньшим любопытством вдыхая табачный запах и слегка морща носик. Очень необычно и интересно. Внимание быстро переключалось на что-то совершенно другое. Таков был Тирион. Иначе бы давным-давно лишился рассудка, день изо дня лелея свое самое разнообразное прошлое.
- Чтобы не случилось, а вас никогда не оставлю – внезапно порывисто крепко обняв молодого дракона, мальчик приподнял хорошенькое личико с едва заметными уже шрамами, которые в ближайшие дни обещали и вовсе исчезнуть,- Я очень хочу провести ночь со своим господином. Очень… - добавил тихонько, не сводя блестящих глаз и протягивая вверх ручку, тоже стремясь обхватить мундштук пальцами, очень уж соблазнительно и ново все выглядело.

Дым оказался неожиданно крепок, быстро заполнил легкие, когда в первый раз затянулся, что естественно пробило на сильный кашель. Прижав пальцы к груди, другой рукой растерянно вытирая набежавшие от едкой горечи слезы, мальчик покашливал, старательно втягивая носом воздух и чувствуя помимо всего удивительную легкость, словно за спиной выросли два крыла. То было тоже очень необычно, и ради этого удивительного чувства стоило стерпеть первое впечатление. Наверное, надо совсем по-другому пробовать, тогда бы быстро во вкус вошел, и дымил как господин, наслаждаясь, не смотря на то, что пришлась попытка закурить вообще не по нраву. Облизнув горьковатые губы, все еще явственно ощущая во рту привкус табака, жеребенок вновь умильно заглянул в глаза, впрочем, не предпринимая более попыток дотянуться до тонкого красивого мундштука.
- Как скажите господин. О, я очень хочу увидеть вашу комнату. Там должно быть очень красиво и солнечно. – мечтательно улыбнувшись, Тирион с нежностью прикоснулся губами к ладони, - У вас наверняка роскошная большая кровать, - прибавил интимным шепотом, скромно намекая и на то, что совсем не прочь там удобно расположиться, да не только.
Конечно, господин был ужасным собственником, и с каждым мгновением прибавлялось уверенности, что действительно находится отныне в полной безопасности, а думать о том, что черный дракон может добраться до желанной добычи, совсем не стоит. Лучше уж тогда о кровати хозяйской размышлять… Натуру единорога все равно не переделать, а умения и мечты тесно переплетались друг с другом. Он очень любил наслаждаться плотскими утехами, и был слишком отзывчив для того, чтобы несомненный талант оказался где-то в стороне. Долгий перерыв тоже давал о себе знать. Тело успело полностью отдохнуть, восстановиться, приобретая благодаря мощной регенерации первозданный вид. Но скрытые помыслы вовсю проскальзывали то и дело, на ласку мальчик реагировал слишком остро, а воспоминания так и вовсе практически моментально взводили крошечную плоть до неприличного состояния. В такие моменты Тирион не имел власти над самим собой. Стеснялся того, пугался неоднозначных реакций будто бы совершенно чужого тела. А сейчас мысли о спальне господина заставили воображение невероятно просто разыграться, и там он вовсю вытворял на широкой постели такое, что на лице словно маска застыло мечтательно-довольное выражение. Оно явно не имело ничего общего с непрошибаемым спокойствием…
Однако мальчик встретил старшего герцога очень чинно, почтительно склоняя голову, опустив глаза тут же подходя ближе. Страшно… Конечно же страшно, когда вдруг начинает вершиться судьба, и от следующего мгновения зависит ровным счетом вся жизнь. К тому же глава рода оказался слишком жесток, отсылая господина прочь. Но и спорить Тирион никак не мог. Он только нервно сглотнул, поежился и окинул удаляющегося юношу растерянным, жалобным взглядом. Будто бы ловушка разом захлопнулась, лязгнули створки клетки и внутрь потягиваясь вполз лютый зверь оранжевого цвета с черными полосками на боках. Хотя драконы куда страшней всяких там людских огромных кошек.
Жеребенок подошел ближе, внутренне холодея и очень внимательно слушая, повторяя про себя каждое слово. Дело было действительно слишком серьезным. До конца непонятным, но несомненно очень важным. Все же родственники оказались вовлечены в грандиозный скандал, и возможно вскоре еще захотят встречи. Плохо, очень плохо, если так и будет. Но еще хуже оказался намек на то, что он еще сам очень и очень юн. Настолько, что даже нуждается в опекуне. Того Тирион не совсем понял, внимательно заглядывая в глаза, словно надеялся найти ответ, нерешительно протягивая руку за пером. Он не особо воспринимал собственный возраст и мало задумывался над тем как выглядит со стороны. По человеческим меркам едва ли можно было дать больше лет девяти-десяти, а если судить о веке единорогов, то до совершеннолетия оказалось очень далеко. Настолько, что сейчас не смог даже сосчитать на пальцах сколько еще потребуется времени. То было тоже очень странным, непонятным совершенно. А в борделе разве интересовался кто-то, сколько ему лет? Нет, там просто многие считали очень соблазнительным юное, по определению невинное тельце, и явно с удовольствием воплощали в жизнь различные грязные фантазии. Он мог быть и девочкой, и мальчиком, и даже при должном гриме выглядел еще младше, а уж как сжимался, так вообще приводил даже самых привередливых господ в восторг. Выходит, все было насилием. И сейчас герцог оказался против. Его можно было понять… Конечно же, когда пообещал что прошлого более никакого не будет совсем.
- Да, господин, я все понял. – обмакнув кончик пера в чернильницу, Тирион поставил свою размашистую подпись в конце листа, перевернул страницу и расписался еще в нескольких местах, где надо было,- Я согласен, чтобы вы стали моим опекуном и распоряжались будущим по своему усмотрению.
Малыш быстро менялся в лице, приобретая пунцовый оттенок, прерывисто дыша и немного отступая назад. Кажется, только что был подписан самый настоящий приговор. Его господином был совсем не пылкий юноша, скрывающийся за дверью, совсем нет. И новый хозяин требовал совершенно невозможного, разрывая в клочья вроде бы невинные совсем мечты, и всеми когтями разом тыкая в то, что он всего-навсего ребенок еще, не имеющий никаких прав, кроме беспрекословного подчинения.
- Господин, только где мне сегодня спать? Может быть на конюшне? Уверен, ваши скакуны будут счастливы такому соседству… Они точно не пожалеют. О, поверьте, я не посчитаю даже то насилием, право слово.
Сжимая пальцы в кулаки, ядовито шепча тихие слова, Тирион краснел все сильнее, явно начиная задыхаться от совершенно непонятного чувства, распирающего изнутри. Он успел полюбить молодого дракона, мечтал о нем ночами напролет, и сейчас, когда был так близок, ему говорили о каком-то насилии.
- А еще вы хотели прибить меня тогда, когда впервые увидели! Изуродованного, изгрызенного псами! Да, это была бы гуманная участь, но я так хотел жить! У вас нет никаких прав распоряжаться мной… - прибавил едва слышно, ужасаясь самим же собой, и прикусив язык, опускаясь на колени. Плечи дрожали сильно, воздух словно совсем не поступал в легкие, становилось все жарче и невыносимей от раздираемых на части чувств. То было хуже любых самых изощренных пыток.

Такого поворота Тирион совершенно не ожидал. Хотя смутно понимал, отчего все происходит совершенно по иному извилистому пути. Конечно, он был слишком грязен для сына столь благородного рода и никак не мог претендовать на место в постели. До достижения определенного возраста точно. Надо было для того прожить еще одну жизнь и кажется еще немного. Вроде бы светлые непорочные создания достигают совершеннолетия к семидесяти годам. Вроде бы так. Точно мальчик не знал. Однако сейчас ужасно растерялся, огорчился, не понимая многого. От широких ладоней шло тепло и спокойствие, разлившееся в душе подобно болотной топи, в которой вроде и увяз уже, сил выбраться нет, так что знай и доверяй липкой трясине, из которой невозможно вылезти самостоятельно. Спокойней и не придумать…
Единорог не нашел что можно еще сказать. Господин говорил простые истины и все именно таковым являлось. Молодой герцог имеет собственные увлечения, свои же потребности, и в достаточном количестве тех, кто их удовлетворяет. А он не может быть его слугой, не может никак оказаться и в постели, принимая жесткие условия. Мечты рассыпались разноцветными осколками, на место им открылся другой абсолютно незнакомый и чуждый мир. Лицо мальчика вновь напоминало непроницаемую маску и не выражало ничего совсем. Все правильно. Он слишком порочен и грязен, потому заслуживает совершенно иного обращения. Оставаясь бесконечно благодарным главе дома за помощь, за возможность обрести свободу и навсегда порвать с прошлым. Пусть же отныне так и будет.
На Венара жеребенок даже не посмотрел, слишком внимательно рассматривая пол под ногами. Теперь он находился совсем в ином положении, и в будущем не светило вообще никаких отношений кроме тайного обожания и безудержной страсти, которую все равно никуда невозможно выплеснуть.
- Простите, но вы не являетесь моим господином, - произнес тихо, с щемящей тоской в безнадежном голосе, да так, словно сам все и подстроил, сам виноват был, - Я теперь даже не знаю кто есть на самом деле.
Тирион и правда не знал. Принадлежность к какому-то тоже знатному роду вгоняла в полное недопонимание происходящего. И у него, кажется, были какие-то средства, так что чужое наверняка тоже принимать не мог. Раз все так резко поменялось.
От платья малыш избавился в считанные секунды, так же быстро снял украшения, положив все на стол, разулся, и обняв себя за голые плечи, поковылял прочь из кабинета. В какие-то личные покои. Наверняка слуги знали, где они находились, и при надобности обязательно помогут. Сильно душили подступающие к горлу слезы, хотелось прямо немедленно выть от досады, но ни единый мускул не дрогнул на хорошеньком личике. Тирион очень торопился, так что на пороге упал, расшибая в кровь колени. Быстро поднялся, хватаясь за косяк, и попрыгал на одной ноге дальше, по привычке вторую закладывая за шею и припоминая как лучше всего сохранять баланс. Тело прекрасно то помнило, так что постепенно выравнивался, выпрямляя спину, и вроде бы совершенно непринужденно передвигаясь. Господин подарил свободу, хорошее отношение и высокое положение в обществе. Надо будет попросить чтобы потом, если позволят его сбережения, опекун нанял гувернера, как то принято у богатых семейств. И может быть стоит тогда погрузиться с головой в учебу, а потом и вовсе переехать из этого замка без разницы даже куда.
Тихо всхлипывая, вытирая лицо дрожащими пальцами, мальчик совершенно не разбирал дороги и больше всего сейчас хотел не общества какого-то там высокопарного учители, а повиснуть на ближайшей хрустальной люстре и навсегда закончить свои мучения. Он был очень грязным, отвратительным существом, не достойным даже лошадей в конюшне, не то чтобы господского сына. И готов был изо всех постараться, чтобы более не было ни единой встречи, ни единого прикосновения к его запятнанному телу.

Вопреки всему его снова делили. Как никудышную испорченную вещь, которая вроде и выглядит хорошо, а все равно имеет такой изъян, что не пригодна совершенно ни к чему. Словно испорченное яблоко, изгрызенное червями вдоль и поперек, но отчего-то с нетронутым слоем тонкой кожуры. А попробуй откуси алый бок… Так там гниль одна и черви в несметном количестве. Вот так же себя чувствовал и юный единорог, замерший сначала в жутких объятиях страшного хищника, сильно бледнея под очень понятным взглядом, и вцепляясь непослушными пальцами в край снятого недавно платья. Уже раскаиваясь за столь опрометчивый поступок, очень жалея, что не смог совладать с собой. Однако ничего не поправить, так что оставалось Тириону только молча глазами хлопать. Дико пугаясь образовавшегося конфликта, вовсе впадая в ступор, в котором и шелохнуться не представлялось возможным. Так что малыш просто замер, проявляя тем самым своеобразную защитную реакцию и отдаляясь от настоящего слишком далеко.
Нервное потрясение оказалось огромным, он мелко дрожал, не предпринимая ни единой попытки вырваться. Только зрачки становились все больше, занимая всю радужку. Тирион не видел, хотя и смотрел прямо перед собой. Не воспринимал, хотя прекрасно мог слышать. И даже не чувствовал, не смотря на то, что на руках крепко удерживал никто иной как господин. Он вновь был в красивом платье, дорогих удобных туфельках, что скрывали недостатки и оказывались очень удобными для опоры на обе ноги.
Отголосок в явно помутившемся разуме нашли только последние слова. Юный дракон перечил собственному отцу, ни за что не считался с мнением, явно подписывая тем самым страшный приговор и себе, и ему. Ставил немыслимые условия, заставляя Тириона дрожать от постепенного осознания того, что все же на самом деле происходит, заходя очень и очень далеко. Господа несомненно были до предела разъярены с каждой из сторон. Но мнению главы рода противиться не стоило, и приказы оспариваться точно не могли, особенно после того как на бумагах стояла его личная подпись.
- Господин, прекратите… - как же тих сначала был тонкий голос, полный страха и невероятных сомнений, - Господин, поставьте меня! Отпустите сейчас же!
Только что безучастно висевший в объятиях Тирион, внезапно неожиданно резко и сильно задергался. Рухнул на пол от чрезмерных стараний и остался там сидеть, быстро подбирая длинные ножки под платья, раскачиваясь из стороны в сторону, и тихонько всхлипывая.
- Вы не имеете права прикасаться ко мне. Понимаете? О, я слишком нечистый для вас… Так что не смейте более поступать так опрометчиво. Не злите своего родича, не накликайте беду ни на себе, ни на меня. Ваш отец ведь меня будет винить, не вас.
Из глаз сами по себе брызнули слезы, и эти предательские проявления разыгравшихся чувств, мальчик быстро размазывал по щекам, не желая признавать что плачет, что слишком слаб для подобного и мало понимает, что вообще происходит. Но обида душила невероятно. Его винили в несовершенных жутких преступлениях, в том, что не понимал греховности своих прошлых деяний. До недавнего времени, пока старший герцог не объяснил абсолютно прямыми намеками что к чему.
- Я шлюха, господин! – выкрикнул совсем уж отчаянно, вздрагивая при том всем тонким телом и быстро поднимаясь на ноги, готовясь побегать при надобности еще по длинным коридорам и кричать, если что, и вовсе во всю силу легких. Зовя на помощь, призывая слуг, чтобы урезонили своего мастера.
- Совсем не достоин вас. Так что отпустите, прошу, не доводите до большей беды.

Малыш готов был провалиться сквозь землю от жгучего стыда. Мало того, что его ловко поймали, потащили обратно, так черное чудовище еще начало припоминать кто первым из этого семейства овладело его телом. Рухнув в кресло, Тирион заплакал совсем уж горестно, прижимая дрожащие ладошки к лицу, не в силах успокоиться, и тем более не собираясь принимать суровую действительность, в которой невозможно разобраться. То он шлюха, то раб, то свободный совершенно, а теперь и вовсе новый сын властного господина. Услышав такое, жеребенок зарыдал совсем отчаянно, подвывая в голос и молотя ножками по полу. Его раздирали на части изнутри, явно применяя какую-то жуткую изощренную пытку, ранее с которой никогда не сталкивался. И она была куда страшней всех, что довелось пережить. Ее невозможно оказалось терпеть и хрупкое сознание единорога рушилось, оставляя одну неразбериху с острыми обломанными краями. Физическая боль по сравнению с тем вообще не имела никакого значения. Он ведь никогда раньше не испытывал столь глубоких душевных мук, а проклятым драконам все было мало.
- Я все равно шлюха, господин… - жалобно запричитал, громко всхлипывая, сморкаясь в платок и быстро забирая его, скомкав в маленькой ладошке. – Но совсем не понимаю ни вас, ни ваших сыновей… Никого!
Можно было продолжать и дальше кричать, биться в истерике, да только мир закружился вновь, слишком быстро меняя свои ориентиры. Его новый дом оказался роскошен, поражал богатым великолепием и вместе с тем напоминал неприступную крепость. Все еще всхлипывая, малыш вертел головой, осматриваясь, тянул шею, стараясь не опустить ничего, и все крепче прижимался, так и льнул к сильному герцогу.
Споткнувшись, единорог легко поклонился слугам, и нервно вздрагивая покосился на хозяина, будто бы и не верил что все на самом деле произошло именно так, как глава рода Морусов говорил, приказывал сыновьям, а теперь действительно захлопнул хитроумную ловушку, становившуюся тюрьмой на долгие годы. А еще этот поцелуй, от которого Тирион испуганно дернулся, часто хлопая слипшимися от слез светлыми ресницами и совсем запоздало соображая, что надо было немедленно ответить. Проведя алым язычком по губам, тихо, глубоко вздохнув, жеребенок быстро принялся расставлять разгромленное сознание по местам. Ему не требовалось более никаких намеков чтобы наконец немедленно разъяснить абсолютно все происходящее. И с тем еще можно было смириться. Не сразу, конечно же, и совсем не так, как предполагалось.
- Спасибо вам господин за вашу доброту и защиту. – голос все еще подрагивал, но выглядел мальчик куда спокойней.
Служанки быстро справились со своей работой, весело щебеча, обращаясь с ним как с маленьким, очень ласково уговаривая то ножку приподнять, то ручку в сторону отвести. Но Тирион даже не прислушивался, отстраненно смотря перед собой и все еще пытаясь додумать дальнейшее. Понятно, что старый дракон нашел себе развлечение по вкусу и теперь они никогда не встретятся с его прекрасным младшим сыном. Он озвереет от настойчивого решения отца, уедет в город навсегда, как и обещал. А его удел находиться здесь – в роскошной богатой клетке, из которой не выбраться при всем желании. И Тирион привычно становился тем, кем был ранее всегда – покорной хорошенькой куколкой, безвольной вещицей своего господина.
Девушки умыли его, причесали, накормили с серебряной ложечки, и напоили сладким ароматным чаем с какими-то терпкими травами, от которых единорог уснул практически за столом, не помня как служанки вдвоем подхватили безвольное тело, уложили на широкую пышную постель, накрывая теплым пуховым одеялом и поправляя светлые прядки, платье, чтобы все выглядело красиво и пристойно, если хозяин дома вздумает ночью навестить своего подопечного. Жеребенок крепко спал, прежде чем голова коснулась подушки, пребывая в очень глубоком темном забытье, где не находилось места ни единому сновидению.

Время потеряло свое значение, исчезло и вовсе, а дни просто сменялись друг другом и все были похожи как один. Тирион слабо понимал когда вчера переходило в сегодня, сменялись иногда учителя, и вроде тогда становилось понятно что еще одна неделя минула. А может быть и нет, может быть так только казалось, и тянулся единственный бесконечно-долгий день. Хитрые снадобья волшебно действовали на единорога, превращая малыша в механическую игрушку с серебристым ключиком где-то на спине. Он был невероятно послушен, прилежно учился и запоминал все, что рассказывали учителя, до автоматизма оттачивал движения, красиво вышивал, но в цветочках вышитых гладью аккуратными стежками, не было и не могло быть души. Ее будто бы не осталось и в юном единороге, потерявшим волю, действительно ставшим идеальным рабом. Но так его никто назвать не мог, и в редкие моменты когда господин приглашал Тириона в кабинет на подобие каких-то званных вечеров, где были и другие господа, все восторгались поразительной добродетелью герцога, когда он называл маленького жеребенка своим хорошеньким младшим сыном и относился к нему как к родному. Никто и усомниться не мог, что все на самом деле обставлено абсолютно иначе. Различные травяные настои мальчик пил и утром, и в обед, но они вызывали нужную покорность, отрешенность восприятия, а на ночь поили теми, от которых прекрасно спалось. Он был лишен ненужных мыслей и быстро свыкался с обыденностью бытия. Прекрасная память единорога работала как надо, так что учителя нарадоваться не могли на прилежного ученика. И служанки вовсю старались, чтобы Тирион выглядел должным образом, был очень ухожен и радовал взор хозяина дома.
  Среди ночи проснуться оказалось практически невозможным. Жеребенок с огромным усилием распахнул тяжелые веки, пялясь куда-то в полумрак абсолютно расфокусированным взором. Огонь в камине давал достаточно света, но все равно стоило больших трудов, чтобы распознать красивое лицо младшего герцога.
- Зачем вы здесь? – невнятно шепнул, не особо понимая снится ли все это, или происходит на самом деле, - Господин рассердится…
На большее сил не хватило, не получилось даже отодвинуться, когда Венар самым наглым образом полез в постель с объятиями. Тело не слушалось совершенно и ужасно хотелось спать. Без разницы даже что в объятиях того, кому запрещено и близко к комнатам подходить.
- Прошу, уйдите… - попытавшись потянуть одеяло обратно, малыш все же разжал пальчики, не готовый справиться со столь непосильной задачей самостоятельно. Пуховое одеяло оказалось слишком тяжелым и все так же ужасно хотелось спать.
Белая сорочка с кружевной оторочкой была слишком коротенькой, едва прикрывала самый низ спины, кружевное белье столь ажурным, что беззастенчиво просвечивала светлая кожа, а в белые подвязки с чулками мальчик был наряжен даже ночью, и выглядел сейчас именно так, как нравилось главе Морусов.
- Меня учат… Всему что положено знать хорошим мальчикам, имеющих высокое положение в обществе, - пробормотал еще тише то, что с удовольствием каждый раз произносили учителя, - О, прошу, оставьте, я очень хочу спать.
Вяло трепыхнувшись, Тирион вытянул руки, приобнимая шею младшего герцога, утыкаясь носом в плечо, как было удобней и прикрывая наконец глаза. Он ужасно устал за несколько минут и готов был уснуть совершенно в любом положении, не понимая совсем что сейчас происходит и почему вдруг не один, а красивый юноша, спасший когда-то, смог пробраться за тщательно охраняемые двери. Мари, одна из служанок сегодня спала в соседней комнате.

Уснул жеребенок практически моментально, вновь теряя власть над слабым телом и проваливаясь в бездонный омут, призванный стать надежным укрытием до поры до времени. Все, что происходило ночью, он практически не помнил, в сознании оставались только мимолетные отголоски изощренного, очень приятного удовольствия. Тирион списывал то на сны, которые пусть и не радовали яркими картинками, но обретали какие-то чувства. Наверное, бывают и такие сновидения. О том малыш мало задумывался, слишком тяжелы мысли после различных снадобий были.
Очнулся он от присутствия, не до конца просыпаясь, и не ощущая грани между сном и явью, думая что так же спит. Кажется, недавно снился юный дракон… Он был красивым, желанным, и как всегда необыкновенно добрым. Но теперь все поменялось, и Тирион привычно выполз из-под одеяла, на четвереньках медленно передвигаясь по постели к манящему его когтю, плавно соскальзывая вниз, прогнув спинку, так же никуда не торопясь, скользя уже по ковру, прижимаясь грудью к мягкому ворсу, распластываясь, выставляя напоказ хорошенькую попку обтянутую прозрачным кружевом, и наконец подбираясь к самому креслу. Он прекрасно знал, зачем завет господин, не смотря на то, что помнил из этих встреч одни чувственные отголоски, от которых сильно возбуждался, но все проходило так же быстро. Лекарственные травы имели коварное свойство держать отзывчивое тело в состоянии полного покоя.
Обняв непослушными пальчиками член, малыш склонил голову, целуя головку, проводя по ней языком, не сводя остекленевшего пустого взора с крупного органа и все внимание тратя только на него. Юный единорог действовал скорее по наитию, чем осознанно, прекрасно помня все умения, и уже втягивая в рот член практически полностью, начиная сосать, глубоко вбирая и дальше. Он практически спал, устраивая подбородок на бедрах, широко раздвинув ножки, удобней усаживаясь на ковре и упираясь грудью в колени. Полностью расслабленное горло отзывчиво обхватило начавшую увеличиваться плоть, а Тирион тихонько зачмокал, стремясь обнять алыми губками член сильнее, но так же вяло, потихоньку продолжая сосать. Он вроде бы действительно спал, стремясь доставить герцогу приятное, неспешно лаская и работая припухлыми губками так, как прекрасно умел. Начиная и себя еще безвольно ублажать, засовывая одну руки в трусики, гладя теплой ладошкой крошечную плоть, и прикрыв глаза, продолжая медленно сосать.

Мальчик как всегда был невероятно отзывчив, чутко следуя за желаниями герцога, на том бессознательным уровне, что позволял прекрасно демонстрировать умения, даже когда тело находилось в полностью расслабленном состоянии. И Тирион очень умело ласкал уже ставший твердым член, медленно раскрывая губы, впуская очень глубоко, насколько господин желал. Нежные стеночки горла все равно рефлекторно сильно сжимались, и тогда герцог получал должную остроту ощущений, а единорог почти начинал задыхаться, шумно втягивая носиком воздух и все равно старательно продолжая сосать. Ласковый гибкий язычок творил немало приятных моментов, когда малыш очень тщательно вылизывал самое основание члена, поджатую мошонку, втягивая губами попеременно упругие шарики, то беря в рот их вместе и перекатывая языком именно так, как учили когда-то. Учить дополнительно единорога не требовалось, он действительно был прекрасно выдрессирован и знал об интимных ласках абсолютно все, и даже больше чем следовало.
Сам Тирион тоже очень быстро возбудился, не осознавая того совершенно, медленно оглаживая свое маленькое естество, что так удобно ложилось в руку. То было очень приятно, желанно невероятно, так что мальчик вовсю старался и для себя. Немного приспуская белье, чтобы все оказалось видно и герцогу, выворачиваясь, выставляя напоказ развратное действо, сжимая двумя пальцами головку, и все глубже втягивая огромную драконью плоть в жаркий ротик, доводя себя до состояния исступления. Прогибаясь, развратно вскидывая стройные ножки в белых чулках, и совсем увлеченно причмокивая заалевшими губами. Глаз единорог так и не приоткрывал, и будто крепко спал, свершая все так же неосознанно, по воле своего сластолюбивого хозяина. Трусики все же оказались сдернуты почти до колен, немного привстав, жеребенок выставил ягодицы, безошибочно находя пальцами второй руки крепко сжатую дырочку и медленно, очень медленно проникая средним внутрь, продолжая так же прилежно сосать.
Тирион будто бы интуитивно чувствовал, что может последовать дальше, поэтому очень тщательно подготавливал себя к продолжению. К первому пальцу вскоре присоединился и второй, и тогда стал ими плавно двигать, слегка покручивая, совсем широко раздвигая ножки и постепенно вгоняя пальцы на всю длину, добавляя и третий, когда стало немного свободней, и тяжело дыша, с томными вздохами, вовсю двигая ими в расслабленном горячем пространстве. Но там все равно было так же узко, только никакого сопротивления мышц не наблюдалось, то было так приятно, что сосал все активней, глубоко впуская огромный детородный орган.

Отредактировано Tirion Elwe (2015-08-08 21:27:55)

Мальчик покорно принимал как должное абсолютно все. Гибкое тельце красиво, плавно изогнулось, когда внутрь постепенно проникло нечто очень приятное, и Тирион тихонько застонал, шире раскрывая рот, а потом опять увлеченно накидываясь на вздыбленную плоть и постепенно доводя герцога до самого главного. И двигался, словно в медленном танце, в такт вибрации, которая ловко вытаскивала наружу все потаенные желания юного единорога. Сейчас он был открыт полностью, без утайки демонстрируя себя совершенно со всех сторон. Шаловливые пальчики то и дело пропихивали игрушку еще глубже, и тогда, начиная дрожать, все крепче сжимал натертые губы, стремясь заглотить член целиком и навсегда оставить его в гладком горячем горлышке.
После короткого оргазма жеребенок забылся вновь, бессильно обмякая, оседая на ковер подле ног, будто бы у него разом обрезали все ниточки, призванные поддерживать в моменты ночной близости. Но все шло по плану, так что скоро хлопотливая служанка подхватила бесчувственного мальчика, помогла улечься обратно в теплую постель, умыла немного запачканное лицо, заботливо поправила стянутое белье, и оставила Тириона в покое до утра. К тому времени он ничегошеньки не помнил. Только смутное осознание приятного преследовало словно наваждение, и маленький член так и не успокаивался, стоял до первой порции чая.
Коварство юного герцога оказалось слишком велико, но подоспел он как раз вовремя, так как перед той памятной ночью единорога подготовили слишком тщательно к самому настоящему злодеянию со стороны хозяина. Он был отмыт особенно хорошо, избавлен от всего, что могло бы помешать или вызвать гнев взбалмошного дракона, наряжен так, что ни к чему невозможно придраться, а немного подкрашенное лицо выглядело теперь чересчур хорошеньким и невинным. Вот только спал Тирион крепче обычного, в том тоже слуги явно перестарались, добавляя в травяной отвар вдобавок мощный анестетик, чтобы все действительно прошло гладко, и малыш не испытал ни малейшего оттенка возможной боли, да не очнулся в процессе ото сна. Но вместе с тем в травы оказались примешаны и те средства, которые делали тело слишком отзывчивым, чувствительным, жадным до ласк, да провоцирующие на самые разные ответные реакции. К счастью о том единорогу совсем невдомек оказалось, а похищение внезапное он перенес очень стойко, со спокойствием перетянутого веревкой безвольного бревнышка.
Разбудило Тириона какое-то неясное предчувствие, не имеющее ничего общего с зовом старшего герцога. Открывал заплывшие мутные глазки он очень медленно, не понимая совершенно ничего, и чувствуя только нарастающий жар сладкого возбуждения. Захныкал тихонько, потер кулачком один глаз, и совершенно не понимая, что происходит, широко бедра дрожащие раздвинул. Как же немилосердно самый низ живота тянуло, стоящая дыбом плоть моментально прилипла к поджатому животу, а мальчик неразборчиво что-то запричитал, не понимая даже кто над ним склонился. С травами на ночь слуги точно переборщили, а жеребенок, который спал бы еще и спал, совсем одурел от разом упавших сверху страннейших ощущений, и по привычке полез ладонью под кружева, придавливая член, а пальцами касаясь тоненькой пробки, что была заботливо вставлена в обильно умасленный проход. Для хозяина старались, подготавливая, и внутрь тоже различных масел с самыми разными свойствами вливая. Застонал мальчик тихо, мутным взглядом умоляюще в лицо всматриваясь, и не видя ничего кроме каких-то теней расплывчатых.
- Возьмите меня побыстрее, прошу… - ох как заплетался маленький язычок, будто бы пьян жеребенок был до безобразия, - Хочу вас. Только вас хочу…

Боли не было совсем, все потонуло в безграничном удовольствии, от которого тело призывно выгнулось и оставалось только слепо следовать за огромным нарастающим желанием. Тирион оказался очень податлив, и в то же время узок неимоверно, но плоть герцога легко проскользнула внутрь, достигая самого узкого места, что тут же крепко обняло член, словно препятствуя проникновению дальше. И мальчик с похотливыми стонами прогнулся навстречу, приподнимая вверх длинные ножки, пытаясь самостоятельно насаживаться, хотя движения были слишком заторможенными, несвоевременными и давались с трудом. Член был слишком большой, длинный, чтобы все могло показаться сном, наподобие смутного призрачного видения, и самым краем ускользающего прочь сознания все же понимал, что на самом деле в него вторгается неясно даже кто. Все так же выше восприятия оказывалось разобрать лицо, попытаться сфокусировать взгляд и вообще сообразить где хоть находится. Неважно… Не имело это никакого значения. Главное как приятно, как сильно хочется, и полные желания стоны лились с приоткрытых губ сладчайшими звуками. Единорог легко предался такому приятному сейчас разврату, и готов был удовлетворять и себя, и господина всю ночь напролет.
На поцелуи мальчик даже не пытался отвечать, попросту подставляя раскрасневшееся личико, жарко постанывая прямо в губы, и ища за чтобы еще уцепиться, ласково обнимая шею горячими пальцами. Изогнувшись, жеребенок плавно, очень медленно приподнялся, скользя на члене так, что зашелся в тихих вскриках от совершенно безграничного страстного удовольствия. Завертелся, вновь вскидывая вверх широко разведенные ножки, сгибая в коленях, вытягивая ступни и поджимая маленькие пальчики. Он бы с еще большим удовольствием продемонстрировал все что умеет, но совершенно не мог совладать с непослушным телом, так что замер, прерывисто вздыхая, вновь показывая тихими стонами как ему хорошо и приятно, и предоставляя господину полную власть.
- Сильнее, мой господин…  Возьмите же меня всего.

Совершенно невменяемый мальчик готов был отдать всего себя без остатка, преподнести желанное для господина тело так, чтобы он получал одно удовольствие, все сильней распалялся от великой страсти. И Тирион вовсю пытался именно так и сделать, пусть даже не соображал совершенно ничего, выработанные инстинкты, основанные на одной четкой интуиции, вовсю раскрывали его именно так, как распускался бы прекрасный белоснежный цветок в лесной чаще, призванный раз в год темной ночью дарить миру свою невинную трогательную красоту. Единорог только следовал по привычному, отведенному лишь ему пути, где не могло быть ошибок и сомнений. О, он прекрасно знал как следует ублажать ненасытных господ даже сейчас, когда и себя не помнил. Так что ножки разводились все шире, чтобы видно было как длинный член исчезает внутри, и каждый раз все выше приподнимался, пытаясь подмахивать попкой, чувствуя отдачу, то как становится все жарче и жарче, а огромное удовольствие растекается по венам подобно жгучему яду.
Захлебываясь тихими певучими стонами полными самого низменного желания, жеребенок начинал задыхаться от тянущего, очень горячего, невыносимого ощущения между ног. Размеры господина почему-то становились слишком огромны и мучительно проталкивались в отчаянно сжимавшуюся узость, где перестали властвовать даже те масла, призванные полностью расслабить мышцы и позволить принять что угодно, хоть хозяйскую руку по локоть. Мало ли какие извращения взбрели бы в голову старшему герцогу. Слуги не знали, от того готовили малыша совершенно ко всему. Но не смотря на старания, Тириону все равно пришлось очень нелегко. Он не предпринял ни единой попытки сбежать, вывернуться из-под сильного тела, только отчаянно толкался бедрами вверх, как ему казалось очень сильно приподнимаясь навстречу. На самом деле попытки были плавными, едва заметными, из-за пагубного воздействие коварных трав, но малыш был так искренен в стремлении угодить, так высоко задирал ножки, разводя их насколько мог, придерживая бедра дрожащими ладонями и поджимая тощий белый живот, где начали проступать очертания крупного монстра, пробивавшего себе путь и дальше, доводя и вовсе до тихих отчаянных вскриков.
Мальчик вяло забился, ритмично двигая ягодицами, распластываясь по постели совсем уж безнадежно, мотая в стороны головой, рассыпая по подушке белоснежные кудри, и тихо, не замолкая крича. Тонкое тельце выгнулось, практически вставая дугой, и уперевшись локтями в постель, единорог медленно скользнул еще выше, вытягивая сведенные в коленях ножки, обнимая ими спину господина. Только ступни соскальзывали, и становилось больно. Боль все равно пришла как непрошенный гость, немного отрезвляя, прибавляя ясности совершенно затуманенному только что взгляду. В полумраке богатой спальни угадывалось знакомое лицо.
- Господин… Господин, нет! Вы не можете! – мальчик заплакал, быстро пряча свое лицо за взмокшими ладонями, запрокидывая голову, вновь задыхаясь от вскриков и пытаясь пробраться немного вверх.