Ясный морозный день клонился к завершению, холодное солнце окрашивало облака в золотые цвета, небо расцветало яркими закатными красками, предвещая звездную ночь с сильным морозом. Дыхание лютой стужи чувствовалось и сейчас. Но кто-то его не ощущал и вовсе, разгоряченный долгой изнурительной погоней, животным ужасом, охватившим все естество. Сквозь редкий молодой ельник высокими прыжками, не разбирая путь, несся ослепительно-белый жеребенок. По крайне мере так в стремительном движении казалось. Он был ярким пятном даже на фоне девственно-нетронутого снега. Длинная грива развивалась за взмыленной шеей, хвост, словно флаг по ветру, алый язык тоже мотался за потоками холодного воздуха, а третья, поджатая к брюху нога, смотрелась весьма гармонично, будто бы так и надо было, будто отчаянные прыжки на трех тонких конечностях ничуть не сбавляли скорости, и скакал малыш по сугробам так же изящно, как уходящая от охотников, загнанная в ловушку лань. С той разницей, что вместо охотников за единорогом бежала целая свора разномастных лохматых псов. Грязно-белые, бело-рыжие, парочка черных, какие-то серые в подпалинах, похожие на здоровенных волков, и позади затесался костлявый длинноногий пегий подросток. Они чувствовали больное животное, знали, что силы на исходе и прыгать вскоре так ловко не получится. Снег часто орошался каплями крови, падающей с изувеченной морды, и тогда становилось ясно, что единорог не был таким уж белым. Но несомненно, то бежал именно единорог… Без рога, обломленного когда-то у самого основания, на трех ногах, с полностью отсутствующей нижней челюстью, что выглядела жутко в наступающих морозных сумерках. Будто бы какое-то неведомое чудовище решило показаться из лесной чащи.
Лес заканчивался, и вместе с тем таяли надежды на спасение. Тирион находился на грани, задыхаясь от нехватки воздуха – ноздри забивали кровавые сгустки, а через рот дышать стало тоже очень тяжело, почти невозможно. Но он надеялся, все еще верил в чудо, даже когда какая-то лохматая шавка все же догнала и с разбега прыгнула, вцепляясь зубами в круп.
Дальнейшее напоминало жестокую пляску боли, смерти, и какого-то совсем невменяемого ужаса. Единорог лихо прочесал с висящей позади собакой несколько сот метров, в последний момент смог отбить копытами шерстяное тело, оставляя в собачьих зубах огромный кусок плоти, и хрипя от боли, выбежал на открытое пространство, в последний момент лихо затормаживая прямо перед высокой крепостной стеной. Собачий лай не смолк. Они скоро будут здесь, они обязательно добьют, дай только волю. Высунув мешающийся язык, малыш загарцевал на одном месте, круто разворачиваясь, и огромными прыжками пускаясь вскачь вдоль каменной гряды, стремясь найти хоть бы малейшую лазейку, любой путь к спасению. Лай приближался. Свора оказалась настолько голодной, что готова была преследовать добычу вблизи от обогретого жилья. И Тирион не унимался, настолько отчаянно желая жить, вне себя от ужаса, что даже о боли позабыл, обо всем, кроме отчаянного поиска пути к спасению. Стена кончилась внезапно, вырисовывая высокие кованные ворота, на которые и навалился по инерции  боком, сквозь решетку случайно просовывая задняя ногу, застревая ей, тут же выставляя и покалеченную для упора, отчаянно пытаясь вырваться из внезапного плена, вытягивая вперед шею, расставляя передние копыта, готовый хоть головой собак раскидывать.

Неминуемая участь быть сожранным голодными псами решила внезапно обойти стороной. Собаки выбежали на пустырь, продолжая заливаться громким лаем, но все замерли, нетерпеливо перебирая лапами, разевая слюнявые пасти, и пытаясь отдышаться. Тонконогий малыш тоже замер, боясь лишний раз вздохнуть, низко наклоняя голову, прижимая изувеченную часть морды к шее, чтобы уродство было не так заметно, не вынудило прекрасного юношу натравить псов вновь. А он ведь мог сделать то так же легко, как остановил стаю зубастых смертей. Так что Тирион дрожал от огромного страха, беспокоясь за свою участь и запутываясь в кованной решетке совсем безнадежно. Он даже умудрился присесть на задние лапы как дрессированная собачка, поджал передние, все ниже опуская голову, не сводя слезящихся глаз с красивого лица. Неожиданный спаситель был очень красив, и ведь смотреть на него так не имел никакого права. Тирион это прекрасно понимал, но сейчас не смог совладать с собой, хотя и был прекрасно вышколен, знал абсолютно все про то как следует поступать при приближении властных, очень красивых господ. Только окрик мужчины заставил моментально встрепенуться, и тут же начисто позабыв о боли и усталости, жеребенок с усилием приподнял здоровую ногу, не удержался, теряя равновесие, рухнул на бок, и уже так, тяжело дыша, окрашивая снег под собой в алый, медленно вытащил обе застрявших ноги. Растерзанный круп сильно кровил и наверняка где-то в районе пояснице образовалась отвратительная дыра. То было естественно плохо, хуже не придумать. Только с собаками бегать наперегонки точно больше не мог.
Перевоплощение произошло практически незаметно и очень быстро. Выпрямившись, быстро падая на колени в снег, Тирион дрожащими пальцами достал из кармана платок, обматывая половину лица, судорожно сглатывая, и вновь осмелившись посмотреть на знатного господина тоскливым молящим взглядом. Конечно же он все видел, и наверняка вот вот натравит на урода и своих собак, и этих, что долго гнали по лесу. Согнувшись, мелкое создание, сходное с совсем юным эльфийским ребенком по отстраненной гармоничной, правильной красоте, подползло ближе, совсем неподобающе вытягивая руки и обнимая высокий сапог. Естественно ожидая, что его сейчас пнут с размаху по лицу. Лицо тоже когда-то было очень красивым, точеным, с тонкими чертами, достойными кисти великих живописцев. Сейчас же Тирион мог только похвастаться той частью, которая очень нравилась господам, посещающим бордель, да и там, с левой стороны прямо над ягодицами образовалась дыра, где совсем неприлично проглядывали лоскуты багровой плоти. Отпустив сапог, малыш ловко перекатился вбок, вновь оказался на коленях, содрал с шее веревочку на которой болтался блокнот с карандашом, и сгорбившись в три погибели принялся быстро писать. Руки дрожали так сильно, что слова были очень неразборчивы, да и торопился как только мог, через пол минуты вновь подползая ближе и не поднимая голову, протягивая вверх кулачок с крепко зажатой скомканной бумажкой
«Господин, я Тирион Эльве, смиренно прошу вас приютить на сколько сможете. Я могу доставлять удовольствие вам, всем вашим слугам, вашему коню, собакам (если конечно они не сожрут и не покусают очень сильно). Я очень красивый, послушный, преданный, согласный на все. Я очень мало ем, не нуждаюсь в одежде, и вы никогда не потратите на меня лишнего гроша»
Да, было бы чего расхваливать… Но что еще оставалось? В праве этого господина было тот час же скормить псам, не давая более никаких шансов на милость. Только Тирион все равно надеялся, поправляя обрывки легкой серой туники, приглаживая волосы, и будто бы совсем не замечая боли. Ее почти и не было, только кровь лилась не переставая. И зачем же такому знатному надо подобное?

Хуже вроде и быть не могло, а вовсю становилось. Тирион оказался между двух ярких всполохов, от которых веяло безграничной силой и величием. Да еще они ссорились из-за него, вот ведь ужас, так ужас… Лучше б тогда собаки разорвали, а теперь расплата совсем иная ждала. Ведь не послушает отец сына, самолично убьет с особой жестокостью, чтобы отпрыску неповадно было перечить. Когда-то знатный господин по пьяни красноречиво рассказывал, как убил щенка, которого притащил в дом маленький сынишка. Тоже где-то на помойке подобрал блохастый комок шерсти, и в дом потащил. Ах, как жутко тот господин рассказывал как кишки выпустил на глазах у сына, чтобы неповадно было всякое отребье домой таскать. Что-то подобное сейчас и самого ждало, но к этому готов совсем не был. Так что все ниже опускался, утыкаясь носом в снег, надеясь в смиренной позе вымолить хотя бы самые малые капли сострадания, надежду на помилование, и готовый уже писать новое письмо, обещать что угодно, клясться об исполнении самых грязных фантазий господ, лишь бы смилостивились.
При приближении отца красивого юноши, малыш оконфузился, обмочив штаны, благо того в снегу было не видно, и сам тут же попытался поглубже закопаться в сугроб. Выносливое тело, недавно проявляющее настоящие чудеса по покрытию огромных расстояний на трех ногах, подводило. Сказывались и простуженные почки, и липкий, благоговейный ужас, напрочь сковавший одеревеневшие мышцы. Тирион ждал самого худшего, беззвучно молился каким-то призрачным богам, которые знал только из книг. Когда был помладше, находилось время и на книги… Только в последние десять лет оказался слишком популярным и изматывался днями и ночами напролет. Но ведь кому может быть дело до прошлого, когда вот-вот навеки распрощается с заснеженным миром. И хорошо если там будет вечная пустота, хорошо если так. А если нет? Тогда вечность скитаться по обители грешности, где будет столько боли, сколько грехов на свою душу грязную понацепил. А их наверняка много, очень много…
Отчаянные размышления прервались, стоило только холодным пальцам прикоснуться к лицу. Малыш нервно вздрогнул, крепко зажмурился и покорно замер, моля только об одном – пусть все будет быстро. Конечно, куда ему теперь бежать… Холодом по телу заструилась сама смерть, и единорог тихо захрипел, будто бы готовый побиться напоследок в агонии. Горло перехватило от чрезмерного нервного напряжения, на мгновения стало невозможно дышать, а потом все отступило. Широко раздувая ноздри, он нерешительно приоткрыл глаза. Холод усилился, будто бы голышом купался в ледяном озере. Кожу пощипывало, кровь из раны перестала течь, да и когда полез руками за спину проверять, не нащупал ничего. И самый низ лица на удивление болеть перестал, словно вся гниль очистилась, а раны затянулись. Но самое странное произошло с ногой. Внезапно резко заболела кость, да так, что стараясь не дергать головой, крепко обхватил изувеченную когда-то конечность дрожащими пальцами, на мгновение пачкая их в проступившей крови, а потом боль ушла, образовавшаяся широкая рана мигом затянулась. Словно нога пыталась расти, будто бы действительно то было возможным. Но тот, кто сотворил с малышом подобное, явно не желал, чтобы ступня когда-то восстановилась стараниями даже очень сильного мага.
Шарахнувшись в сторону от пробежавших мимо собак, не веря, что все так закончилось, единорог быстро поднялся. Кланяясь юному великодушному господину, склоняя голову к земле и в сторону сурового отца, чудным образом облегчившего страдания настолько, что теперь только слабость от большой кровопотери беспокоила. Снег вокруг был в алых разводах, все же хорошо ему досталось. Но подумать только, господа действительно дозволяли войти за ворота. Конечно же, еще как сможет дойти куда угодно, только бы юный благодетель позволил остаться.
Повязка после недолгих раздумий была убрана с лица. И Тирион сразу отвел взгляд, дожидаясь пока суровый мужчина уйдет за ворота, чтобы внимания сильного не заострял, а то чего доброго вновь напомнит, что гуманней всего добить. И тогда вдруг прекрасный юноша его послушается, вдруг забудет, как только что в приказном тоне велел помочь…
Челюсть нижняя отсутствовала полностью, а по бокам, что недавно гнили и кровоточили, образовались свежие рубцы, раны полностью очистились и не выглядели уже так отталкивающе, страшно. Пусть думает, что покусали собаки. О грязном прошлом малыш тоже распространяться не сильно желал. Если придется, расскажет, конечно, а пока ловко стянул с себя штаны, удивительно твердо сохраняя равновесие на одной ноге - то ведь было совершенно привычным и совсем не сложным.
Приподняв ногу, легко закладывая ее за шею, демонстрируя удивительную растяжку, Тирион нагнулся, начисто вылизывая свои гениталии и промежность. Желая доказать, что очень чистоплотен, имеет вполне аппетитный и привлекательный зад, который в следующее мгновение был выставлен напоказ. Разведя ладонями половинки, показывая насколько узок, и будто бы явно девственен вход, он огладил крошечную дырочку пальцем, слегка надавил, и так же изящно опустив ножку, совершенно спокойно заглянул господину в лицо. Без тени смущения, словно показывал нечто обыденное и само собой разумеющееся.
Бодро запрыгав по сугробам, поджимая заалевшие от мороза ягодицы, не беспокоясь, что может замерзнуть, единорог даже ни разу не пошатнулся. Для равновесия были слегка разведены руки, платок он обратно повязал на лицо, всем сердцем надеясь, что увиденное не сильно напугало. Развивались по ветру ленточки, обмотанные вокруг щиколотки, а он все так же ловко, словно так и надо было, продвигался вперед. Без разницы даже куда, желая доказать что вполне самостоятельный, лишних хлопот ни за что не доставит никому, и непременно сполна отблагодарит за возможность немного пожить в тепле. Еще есть сильно хотелось, но вот с тем было туго. Он с трудом в последний раз ел еще в борделе разведенную овсяную кашу и даже ей умудрялся безнадежно давиться.
Оглянувшись, поворачивая голову, Тирион улыбнулся одними глазами, не сводя с красивого надменного лица полного обожания взгляда. Наверное, то были драконы… Самые сильные мира, самые жестокие и коварные создания на свете.

Конечно, такого умного и сильного господина из очень знатного рода невозможно было провести. Точнее попытаться создать обманчивое впечатление. Естественно Тирион не врал, не собирался даже, да и не мог, хотя бы потому, что говорить был не в состоянии. Наверное, надо было еще написать несколько мелких записочек, и с видом подобающем отдать юноше. Но малыш явно растерялся, увлеченно скача на одной ноге по аллее, вертя головой по сторонам и восхищаясь увиденной красотой. Искренне, восторженно, словно никогда и не видел ничего подобного. На самом деле не видел, и мир начинал расцветать самыми разными красками примерно с неделю назад. Только нельзя сказать, что был хоть на мгновение рад вынужденному купанию во всевозможных цветах и оттенках жизни. Но путь обратно захлопнулся, а тот, кому принадлежал, оказался на удивление великодушен и не прибил как испорченный товар. Обычно в борделе именно так обращались с теми, кто не мог больше работать. Ему же повезло. И неважно уже, что недавно был на волосок от смерти, зато сейчас приподняв голову, сияющими глазами рассматривал белоснежный замок, будто бы слепленный целиком из снега. А может быть из очень дорогой слоновой кости? У нее баснословная цена, поставляется только из другого мира под названием Лондон. Познания о второй вселенной у единорога были очень скудны, но он искренне верил, что там все совершенно по-другому, еще роскошней, стоит огромных денег, а раз замок так выглядит, то наверное господа настолько знатные, богатые, что просто непонятно зачем им покалеченное существо.
Остановившись по движению руки, угадав жест боковым зрением, Тирион покорно замер. Сразу же опуская голову, в который раз кланяясь юному господину и быстро кивая. Он уже был очень благодарен, всем сердцем предан и готов оставаться всегда безымянным «этим». Да так и стоял, рассматривая спину удаляющегося красивого господина, мелко вздрагивая, тихо похрипывая и ожидая своей участи, готовый постоять посредине аллеи сколько угодно. Но вот укутанный в волшебное тепло, удивительно нежно, ласково обняв какого-то незнакомца за шею, жеребенок доверчиво ластился к сильному телу. Быстро согреваясь, совсем не боясь, что будет дальше, умильно заглядывая в лицо, хлопая огромными синими глазами и слегка ерзая, будто бы невзначай. Тельце чутко реагировало на близость, а он действительно был слишком благодарный, ласковый, для того чтобы забота осталась без внимания. И уже очень хотел немедленно начать приносить пользу, незаметно сквозь плед поглаживая крепко сложенного мужчину, проворными пальчиками надавливая на определенные точки, будто бы совсем невзначай.
  Как жаль, а слишком быстро прибыли на место… И Тирион замер, складывая ладони на груди самым смиренным образом. Рассматривая старца, который наверное как раз был лекарем, легко кланяясь ему, и замирая на столе, где оказался. На несколько долгих мгновений, а потом тунику порванную с себя стянул поспешно, оставляя из одежды только грязный тонкий платок на лице. И совсем немного забеспокоился, вытягивая шею, рассматривая, будто бы в первый раз видел свой крошечный член без яичек. Полезный изъян – так говорил хозяин, жестоко трахая донельзя узкий зад, - Чтобы шлюха думала только о работе и не отвлекалась на грязные мысли.
А здесь ведь может не понравится, вдруг юному господину не понравится такое больше всего? Не уродливое лицо без челюсти, не отрубленная ступня, а именно отсутствие того, что потом делает из мальчика мужчину. Малыш мелко задрожал, все же прикрываясь ладошкой и покорно замирая вновь. Все теперь зависело от лекаря. Только он держал власть над тем, сможет ли остаться, или же побежит дальше от наверняка поджидающей за воротами своры.

Тирион был очень восприимчив к боли, но привык к ней настолько, так научился терпеть, что даже умудрялся получать отстраненное изощренное удовольствие. Сейчас же ее было слишком много, будто бы кто неживую вгрызался в кости мучительно-долго вытягивая и впиваясь вновь. Но он ни разу не дернулся, только глаза сильно слезились и в некоторые моменты хотелось закричать. А кричать точно не мог, как бы не пытался. Конечно, все происходящее не имело ничего общего с той болью, которую испытал, когда садист с легкостью выдрал челюсть и на глазах вышвырнул ее в жаркой натопленный камин. Он тоже должен был погибнуть в высоком пламени, но тогда что-то остановило жестокого господина, и просто бросил истекать кровью. Неизвестно какая участь оказалась более гуманной. Та, которая не свершилась, или же последующие долгие мучения. Сейчас же, неподвижно замерев на столе, вздрагивая всем телом, Тирион искренне верил – белый старец обязательно поможет и сотворит то, что по словам хозяина стоило огромных средств и конечно не было предназначено для какого-то там вшивого раба, растерявшего свои умения, за то и пострадавшего от руки клиента. Конечно, его за дело так жестоко наказали, а раз не мог больше работать, то просто так никто был не готов расстаться с огромными деньгами.
От воспоминаний малыша слегка повело, но быстро опомнившись, единорог приподнял руки, касаясь одним пальцем повязки и поспешно укладывая ладони вдоль тела. Под пальцем мимолетно прощупалось что-то плотное, зубы снизу продолжали болеть, противно ныли, будто бы и правда там до конца образовалась новая кость.
Коротким кивком соглашаясь с тем, что он действительно евнух, Тирион с благодарностью посматривая в добрые глаза лекаря, он выполнил все что требовалось. Только голову все же повернул и глаза крепко зажмурил. Готовясь, что снова очень больно будет. Может быть, господин решил сделать из него девочку? Были и такие кто раньше то предлагал… О, думать о подобном даже не хотелось, но раз так попал, то стерпел абсолютно все. Больно было совсем немного, а вот потом настало нечто странное, чего ранее никогда не испытывал. Растворяясь в новой порции вполне терпимой боли и вспыхивая яркими огоньками где-то в самом низу живота. Пару раз глубоко, шумно втянув носиком воздух, жеребенок нерешительно приоткрыл один глаз. Боясь смотреть вниз, все так же покорно не двигаясь и кивая.
- Господин, вы… Благодарю вас, - слова звучали очень тихо, невнятно и конечно было больно, но челюсть вполне поддавалось, язык слушался, и то оказалось настолько удивительно, прекрасно, что Тирион прослезился вновь, совсем уже не от боли.
Осторожно вытягивая вперед изувеченную ножку, чтобы было удобней смотреть и веря в то, что старец непременно поможет и с ней. Опомнился сразу, приподнялся, дотягиваясь до ленточек на суставе, и быстро развязал каждую, собирая в кулак слегка грязные украшения. Кожа была очень гладкой, даже без единого шрама, словно так было задумано или же малыш родился с подобным изъяном.

Незавидной участь у Тириона оказалась. Долог путь исцеления вышел, и вился дальше, день ото дня принося новые страдания. Болела кость часто, приживаясь вместе с тем все надежней, речь неровная становилась более четкой, постепенно основание челюсти мышцами и кожей обрастало, волшебным образом формируя все заново. И малыш, конечно же, терпел, очень благодарно принимая заботу несомненно удивительно сильного волшебника, и выполняя абсолютно все, что требовалось. О побеге жеребенок не думал вовсе, зная прекрасно как холодно за окном, да никто там не ждет.
Господина только долго видно не было, но оно ведь только к лучшему. Исцелиться полностью побыстрей хотелось и предстать в новом виде после, убеждая, что не напрасно от собак спас, совсем не напрасно приютил. Об этой встрече Тирион ночами напролет думал, беспокойно ворочаясь от сильного жара, который часто как раз ночью одолевал, представлял все как улыбнутся тонкие губы, как изменится красивое лицо. Конечно, господину он понравится, надо только чтобы к тому времени бинты были сняты, а на коже новой ни единого шрама не осталось. Но, увы, а не в его власти то оказалось.
Знаменательным утром юный единорог сильно нервничал. Принесенное накануне красивое платье ознаменовало скорую встречу и тогда от покладистого, послушного, совершенно незаметного малыша мало что осталось. Конечно, когда и раны не до конца зажили, и ходил совсем не так, как хотел – едва заметно прихрамывал в новых высоких ботиночках, сидевших точно по ноге, и благодаря плотной шнуровке, удобной колодке, позволяющих передвигаться не прыжками на одной ноге, а очень плавно, изящно, как в далеком почти забытом самом раннем детстве. Но ведь все равно едва заметно хромал, не до конца научившись. И самое страшное не полностью лицо обновленное зажило. То ужасно беспокоило, не смотря даже на вуаль все срывающую.
Встречал господина единорог так, словно все долгие дни только и ждал, пока дверь отворится, и в проеме покажется знакомый силуэт. Привстав с заправленной постели, Тирион поклонился, приседая в изысканном реверансе, поддерживая подол длинного бархатного платья и не поднимая взгляда, как то было положено. Он действительно очень изменился в лучшую сторону. Платье прекрасно подчеркивало ладную хрупкую фигурку, длинные волосы были красиво уложены, на щеках играл легкий румянец, проступивший от чрезмерного волнения.
- Вашими заботами, господин… Только вашими заботами, - голос был по-прежнему тих, но очень нежен, мелодичен, и говорил он без запинок, совсем не коверкая слова как недавно.
Нерешительно медленно, плавно, горячо стараясь, чтобы ни разу не припасть на ущербную ножку, единорог подошел ближе, опустился на одно колено, шурша дорогой тканью, и не зная как еще выразить огромную благодарность за слишком щедрую добродетель, ласково поцеловал по очереди каждую руку, и опустил голову, потупляя делано-смущенный взгляд. Некоторым господам очень нравилась напускная невинность.

Маленькое сердечко стучало все сильнее, по мере того, как открывалась гадкая правда, которую отчего-то не получилось утаить. Наивный Тирион искренне верил, что господин ни за что не заинтересуется прошлым изувеченного жеребенка, которого сам и спас от своры голодным псов. Будто бы каждый день в окрестностях поместья бегали дикие единороги, попавшую в непростую ситуацию. Не надо было тогда писать имени, или стоило придумать другое. Но ведь когда все заходило о жизни и смерти, он не был способен на ложь и готовился совершенно ко всему, лишь бы господин приютил хоть на пару дней. Те самые дни давным-давно прошли. Заменились другими, в которые был очень счастлив, не смотря даже на боль и всякие неприятные процедуры. Никто не изводил ночами напролет, и дни тоже казались светлыми. Он даже несколько раз пытался пристать к самому лекарю, за что получил очень строгий выговор и больше не осмелился предлагать себя. Как в первый раз якобы невзначай ночью приполз в чужую постель, сославшись что сны плохие мучают. Почтенный старец мог быть очень строгим, так что прошлое было самым различным, в зависимости от степени дальности. А молодой господин наверняка прознал совершенно все…
Единорог дрожал, недоверчиво всматриваясь в лицо слезящимися глазами. Делано-равнодушно произнесенные неоспоримые факты разволновали излишне чувствительного Тириона очень сильно. И он вновь готовился к худшему.
- Но, господин… Я ведь не виноват в том, что вырос в плохом месте. И не сам себя продавал. – тихие жалкие оправдания конечно же ничего не значили.
Он готов был, как в самый первый раз, ползать на коленях, умоляя о снисхождении, но боялся, что подобное сильно разозлит молодого красивого дракона. Дальнейшие слова и вовсе заставили малыша покраснеть, быстро отворачивая лицо, часто дыша, будто начинал задыхаться. Он действительно ни на что более годен не был, и ничего другого не умел. Кроме как доставлять огромное удовольствие богатым господам и терпеть совершенно все. Умение быть вещью в чужих руках теперь теряло всякий смысл.
- Я все сделаю, как попросите. – быстро произнес, запинаясь, ударяясь зубами о зубы, морщась от резкой боли, вновь судорожно вздыхая, раздувая крылья носа, и не зная вообще куда деваться, покуда со стыда дотла не сгорел. А то, что стыд это именно был, Тирион не понимал. Раньше не доводилось испытывать ничего подобного, сейчас же сердечко билось все сильней и сильней, да в жар бросало, а он будто бы весь к лицу прилип. Упоминание о матери так и вовсе окончательно разволновали слишком слабое, трепетное создание. Ранее с ним так никто, конечно же, не говорил, зачастую все вообще без слов обходились, только напоследок хвалили роскошный зад, ласковый умелый ротик и прелестное тело, будто бы совсем лишенное костей, настолько гибкое и ладное.
- Господин, я ведь совсем не знал матери. Хозяин сказал, что меня продал глава нашего клана за то, что моя мать оказалась шлюхой и переспала с каким-то проезжим проходимцем. Значит и я такой же, попортил бы кровь всего рода. – отступив назад, мальчик все ниже опускал голову, - Не хотел бы с ней встречаться. Она ведь меня убьет тогда, чтобы жизнь своим появлением внезапным не портил. Прошу, не связывайтесь с ними! – неожиданно решительно он ринулся обратно, все равно падая на колени, будто ничуть больше не боялся гнева, пытаясь целовать туфли, не смотря на то, что нижняя губа очень сильно заболела, орошая кровью темную ткань. Но Тирион слишком перепугался неожиданно нависшей возможности остаться наедине с родителями, о которых прежний хозяин такого наговорил, что в глазах жеребенка они до сих пор выглядели сущими чудовищами, продавшими своего же невинного дитя в самое грязное на свете место. Насколько оно грязное до недавних пор вообще не осознавал, считая все происходившее обыденным, иногда даже весьма интересным и местами приятным, красивым.
- Господин, я только ваш раб, ничей больше. Никакого прошлого, только вы… - глухо шепча бессвязные слова, Тирион крепко обхватил ноги, распластываясь по полу, готовый хоть целую вечность так проваляться, лишь бы молодой дракон поверил в его самой искренней преданности.

Слишком милостив был господин, так что очень скоро малыш слегка встрепенулся, и стараясь не думать о плохом, быстро принялся выполнять просьбу. Аккуратно беря платок дрожащими пальцами, поспешно прикасаясь к нижней губе, дабы скрыть то, что могло попасться на глаза юному герцогу. А он увидел многое, иначе бы с чего так кривился… Растерянно улыбнувшись одним взглядом, как умел, единорог кивнул, соглашаясь совершенно со всем, крепко сжимая в руке красивый платок, желая сохранить его при себе как то, что принадлежит господину.
- Как вам будет угодно. Но только они могут захотеть заполучить меня назад.
Скорее всего, так и случится. Хитрые родственники непременно сделают вид, что очень рады внезапно найденному, давно пропавшему малышу. Конечно же, его украли еще в младенчестве, и никто не знал где искать, никто и подумать не мог, что юного отпрыска знатного рода держат в заточении в грязном борделе. А теперь надо же, какая удача, он обязательно вернется в семью и каждый примет с распростертыми объятиями. О, Тирион был очень наивен, доверчив, очень отзывчив и чуток, но прекрасно понимал, что более всего вероятен именно такой исход. А потом его в лучшем случае убьют, подстроив все так, будто убился сам, не выдержав душевных мук.
- Я прошу у вас защиты, господин… Только не отдавайте им, не верьте.
Осторожно обхватив пальчиками протянутую ладонь, первым делом снова неловко целуя, жеребенок поднялся. Быстро отряхивая дорогой бархат, поправляя платье, и тихонько вздыхая, все еще нервничая  ожидая своей дальнейшей судьбы. Господин сильный очень, влиятельный. Обязательно защитит, если пожелает того. А если нет? Некоторые господа не прочь поиграть в жестоких тиранов, у которых на одном дню все семь помещаются. Сегодня одно, завтра другое, а послезавтра весь капризный нрав обязательно начертит на спине багровые разводы.
- В город, господин? Но ведь там…
Все меня знают – хотел добавить, сильно краснея и на мгновение отворачивая лицо. Глаза вновь заслезились, а растяжимое понятие все никак не могло относиться к каждому жителю. Не все конечно, но многие. Да пусть так, господину виднее что можно, а что нет. Все равно Тирион оставался шелковым, очень послушным и будто бы сильно робел от всего происходящего. Завернулся в теплый мех, следуя за своим щедрым, властным благодетелем. Не боясь уже даже встретить знакомые лица. А когда несколько суток напролет плутал по заснеженным улицам в ужасном состоянии, едва не умирая от сильного жара и лихорадки, не помог ведь никто. Даже те, которых узнавал, тянулся, шел по пятам, спотыкаясь на одной ноге, падая, пробираясь ползком, сдирая в кровь колени. Только недоуменно, с отвращением смотрели. Так что неважно совсем, что будет потом, жизнь слишком изменчива и разной стороной может повернуться.
- Господин, я умею абсолютно все. Если конечно понимаете о чем я… - легко забравшись следом в экипаж, усаживаясь на сидение напротив, мальчик скромно устроил ладони на коленях, слегка придерживая пальцами края меховой накидки, - Благодаря происхождению очень вынослив и могу долго продержаться, принося удовольствие даже двум господам сразу, при условие что один будет спереди, а другой позади - помявшись немного, переводя взгляд на прекрасную заснеженную аллею, тихо прибавил, - и не только двум, и не совсем господам. Однажды, несколько лет назад, меня выкупили на трое суток. Поучаствовать в охоте. Господ было семеро и игра оказалась очень интересно обставлена, так чтобы сразу разогрелась кровь, и было им возбуждающе-приятно. Первое время я находился в истинном обличии, - прикрыв глаза, Тирион ясно все вспоминал так, словно то было вчера, - А они наверное слишком разошлись. Так что гнали по лесу несколько часов кряду верхом на молодых горячих жеребцах. А перед тем, забыл сказать, чем-то измазали под хвостом, так что жеребцам нравился тот запах необыкновенно, и рвались они за мной как нахлестанные, даже без лишних понуканий. Долго продолжалась погоня, пока не выбежал к каменной крепостной стене, чем-то похожую на вашу, но то было совсем в другом месте, конечно же. Далее хода не нашлось, так что побежал вдоль и попал в ловушку. Там же на шею веревок несколько накинули, некоторые господа спешились, смеясь в полный голос, подбадривая коней своих пошлыми выкриками и свистом, некоторые так в седлах и остались, а потом все эти жеребцы в меня по очереди и вошли, не отставая, пока внутрь не излились. Больно очень было, мало что помню о подробностях господин, но боль оказалась слишком сильной. Узок для подобного и не приспособлен совершенно. – потупив взор, единорог тихо продолжил, - Конечно господам того мало было, им и самим хотелось. Так что потащили во двор замка, приказали перевоплотиться, и сорвав всю одежду принялись по очереди грубо телом моим пользоваться. Только распалялись сильней на морозе, и я старался тоже, подыгрывал им вовсю, выгибался по-всякому, стонал, кричал громко, когда совсем сил терпеть не оставалось. Того тоже мало конечно оказалось. Связали они меня полностью, чтобы дернуться лишний раз сам не смог, и давай вдвоем взять пытаться. Но то не получалось, у меня там кость тонкая есть, которая и одному-то с трудом возможность протиснуться дает, а двум ни за что не поместиться, только если в истинной форме, тогда жеребцам любого рода раздолье. А так нет. Так они, недолго думая, в проход лезвием тонким полезли, кость ту зацепили, пальцами потом нащупали, и сломать в несколько местах умудрились. Я то и не помню почти, слишком вне себя от боли был, но поделать ничего не мог. Вы только не беспокойтесь господин, срослось уже все, правильно срослось, даже еще уже стал. – испуганно покосившись, Тирион быстро продолжил, - Но тогда я и троих в себя впустить смог, когда кровью истекал, а они встав друг против друга, члены свои придерживая меня все вверх подталкивали, а обратно сам соскальзывал. И потом еще к ним вроде бы и четвертый присоединился, а может быть нет, может настолько больно было, что и позабыл как на самом деле происходило. Только возвращали в бордель в придачу с тремя лишними золотыми мешочками. Хозяин доволен оказался, даже на лечение потом не поскупился. Хороший маг лечил, зажило все быстро, и потом постепенно других господ обслуживать стал так же прилежно, как и прежде.
Тирион примолк, неотрывно посматривая куда-то вбок. Воспоминания порождали очень странную, необычную реакцию. А что такое возбуждение и прочее его сопровождающее, малыш ведь совсем не знал, да только сейчас дышал часто и под платьем едва заметно выделился крошечный бугорок, выдающий всю натуру восприимчивого тела, оказывается способного заводиться всего-то от мыслей и воспоминаний вроде бы самых обыденных.
- Господин, мне жарко очень. – распахнув накидку, жеребенок с плеч ее потянул, блестящими синими глазенками лицо красивое рассматривая и очень желая перебраться на колени. То было бы очень развязанным, неподобающим поведением. Нельзя ничего подобного делать без приказа, так что терпел, беспокойно ерзая.

Все было исполнено в точности, но очень постепенно. Будто бы не верил, думая, что ослушался и медленно, плавно, потихоньку тянул вверх платье, обнажая тонкие белые бедра, словно невзначай, изящным жестом убирая ткань в сторону, и так же неспешно разводя длинные ножки. Тирион знал как преподать себя красиво, как разогреть аппетит, и одним только видом добиться сильного возбуждения господина, при условиях, конечно, что у него все в порядке с потенцией, но даже если нет, есть множество других способов. Мимолетный наметанный взгляд сразу выявил, что у прекрасного юноши как раз все с тем немаловажным делом в порядке. Пальчики совсем ненавязчиво, едва прикасаясь, прошлись по промежности, оглаживая маленький торчащий член и спускаясь пониже, чтобы большой лег на крошечную крепко сжатую дырочку, непринужденно лаская без попытки ворваться внутрь. А потом огладил и внутреннюю сторону бедер, томно прикрывая глаза, отгоняя прочь совсем некстати вспыхнувшие очень необычные и приятные ощущения. Тирион смутно понимал, что лекарь сотворил нечто неправильное, неладное и совсем неуместное. Сделав так, что он мог испытывать малую часть от того, что позволено испытывать лишь господам, покупающим его каждую ночь за большие деньги. Это ведь так не сможет потом своему хозяину новому удовольствие доставлять, только о себе и думая, забываясь. Однако то было слишком приятно, чтобы так глубоко задумываться, так что мальчик продолжал, входя во вкус, умело себя лаская, но теперь явственно чувствуя как отвечает совершенно неискушенное ничем подобным тело.
- Не помню, господин во сколько, но очень рано… - начал тихим шепотом, будто боясь, что кто услышит, - Хозяин говорил, что я еще слишком мал и не выдержу, но очень богатый вельможа предложил ему столько денег, что через неделю, когда сумма возросла почти втрое, меня очень хорошо приготовили, намыли, нарядили как куклу в белые кружева и розовые ленты, уложили в большую коробку, приказав не шевелиться, оставив несколько отверстий, чтоб можно было дышать, и так отнесли в поместье того богатого господина, пообещав что придут через два дня и заберут обратно. У меня тогда еще была целая ножка, но не было уже самого главного, того, что смог немного восстановить ваш лекарь. О, тот господин был очень красив, высок, с длинными волосами, белее снега, и обращался со мной как с дорогим подарком, носил только на руках, кормил с ложечки вкусными сладкими десертами. Я тогда ведь не понимал ничего, все тянулся поиграть к его серебряной серьге в ухе, да ненароком пальчиками наверно слишком сильно задевал, - дыхание жеребенка при смутном воспоминании о дальнейшем участилось, бедра оказались разведены еще шире, он слегка выгнулся, рисуя по коже причудливые узоры, вновь и вновь будто бы невзначай прикасаясь к члену, размазывая по каплям стекающую с головки смазку, и замирая от слишком приятного чувства, безумно уже желая хотя бы одним пальцем попытаться проникнуть внутрь и попробовать погладить и там, - Ночью он снял свое украшение, да отдал в обмен на обещание быть послушным. Конечно же, я так и не понял что происходит, играя с сережкой, и дозволяя совершенно все. Сначала он раздел меня, потом вылизал целиком. То было щекотно, немножко даже приятно и не напугало нисколько. А вот потом господин оказался слишком нетерпелив и попытался взять сразу, без всякой подготовки. Первый раз мне показался верным концом жизни. Было очень много крови, криков, слез, я умолял прекратить, отчаянно вырывался, но он оказался людской дьявол воплоти, с огромным тому же колом между ног. Так что из всех смутных воспоминаний запомнил одну боль. На второй день только легче гораздо стало. Господин пригласил мага, который залечил множественные разрывы, привел в порядок, и потом со мной развлекались весь день иначе. Я учился сосать его член, потом долго меня облизывал в ванной, вливал внутрь различные масла, призванные полностью расслабить мышцы, растягивал языком, пальцами, а потом брал в воде, насаживая на себя уже как покорную маленькую куколку, как он и хотел в самом начале. Конечно, двумя днями все не ограничилось, я пробыл в поместье гораздо дольше, и после с месяц каждую ночь подкладывали под клиентов в качестве бесплатного дополнения, чтобы научился принимать любых господ.
Тирион примолк, часто дыша, задирая платье повыше, покрываясь влажной испариной и упираясь ладонью в сидение, слегка приподнимаясь, медленно ритмично двигая попкой, вовсю наглаживая себя между ягодиц и слегка запрокидывая голову, неотрывно посматривая на господина затуманенным манящим взглядом и прогибая тельце совсем уж развратно.
- Я очень хочу, чтобы вы сейчас ко мне прикоснулись… - тихо-тихо шепнул, внутренне ужасаясь собственной вопиющей наглости, - Хочу почувствовать моего господина.

Конечно же, приказывать мог лишь господин, в том ничуть не сомневался, и сильно смущаясь своего неподобающего поведения только коротко кивнул, не придумывая нужных слов, чтобы начать оправдываться. К тому же сейчас слова были и вовсе неуместны. Господин начинал творить тоже что-то совсем невообразимое, неправильное и округлив глаза, ничуть не скрывая своего возбуждения, Тирион удивленно наблюдал за тем как красивый статный юноша, наследник знатного рода, становится перед ним на колени. С трудом он сдержался, чтобы тоже не скатиться поспешно на пол, дабы оказаться на одном уровне. Но осадив себя, все покорно выполнил, крепко хватаясь за спинку сидения, держась еще шире раздвигая ножки, оказываясь подрагивающей промежностью прямо напротив лица.
Дрожь усилилась, пронзая хрупкое тельце насквозь, и жеребенок сразу нетерпеливо, очень тихо застонал, как только губы прикоснулись к крошечному плотно сжатому отверстию. Выгибаясь резко, как от сильного удара, все крепче сжимая пальцы, закатывая глаза, вновь и вновь роняя тихие полные похоти стоны. О, язык творил нечто невообразимое и входил так, как не мог раньше ни один член. Проходясь по какому-то удивительному месту внутри, о существовании которого вовсе не знал. Тириону казалось, что он сходит с ума. Реакция моментально взмокшего тела была очень необычной, сильной и настолько откровенной, что он сразу же начал прогибаться в такт, развратно крутя попкой и отдаваясь длинному гибкому языку герцогу так страстно, как только мог. Часто дыша с приоткрытым ртом, не прекращая тихонько стонать, малыш все прогибался, удерживаясь на весу на вытянутых руках, все шире раздвигая бедра и слегка выставляясь вперед, чтобы господину было еще удобней. О, что за волшебное чувство… Оно было настолько бесконечно-приятным, что доселе не испытывающий ничего подобного единорог, совсем забывался, следуя лишь за жаркой реакцией тела, быстро ища нужное положение, выгнувшись, приподнимаясь именно так, чтобы язык еще сильней проходился по очень чувствительной точке внутри. И первый оргазм не заставил себя долго ждать. Он был бурным, неотвратимым, мгновенным, перевернувшись весь мир с ног на голову. Тихонько вскрикнув, Тирион резко выгнулся, выплескивая маленькую порцию спермы, продолжая дрожать, задыхаясь от только что пережитого.
- Господин… Благодарю вас, мой господин… - растерянно шепнув совершенно неуместные сейчас слова, он медленно оторвал одну руку от спинки, быстро вытер под платьем все, что могло запачкать богатую ткань, и с удовольствием облизав каждый пальчик, смущенно покосился на своего хозяина. Все происходило впервые. И россыпь необыкновенных чувств, и смущение, которого раньше никогда не было при самой обыденной повседневной работе. Тирион начинал расцветать как изысканный экзотический белоснежный цветок, которому суждено распускаться единственный раз в жизни в какое-то определенное время. Его время как раз пришло.
Ноги слегка подводили и все еще дрожали, так что помощь оказалась очень кстати. И сердечко вновь застучало сильней, стоило господину крепко обнять, поднимая его легко, словно невесомое перышко. Ради этого прекрасного юноши Тирион готов был уже совершенно на все, и преданно заглядывая в глаза, робея и смущаясь все сильнее, с трудом взял в себя в руки, приняв вид непринужденный переступил порог несомненно очень богатого и роскошного магазина. Он бывал раньше в этом квартале и иногда любил восторженно засматриваться на витрины с дорогими красивыми костюмами, бальными платьями, предназначенными для очень знатных дам.
  К счастью продавец знакомым не был, а покупателей пока в ближайшем окружении не нашлось, так что можно смело расслабиться и отойти немного в сторону, пока господин подбирал для него подходящую одежды. Только мысли мальчика оказались заняты совсем не нарядами, и рассматривая себя в высоком зеркале он раз за разом переживал недавнее приключение, чувствуя как начинают гореть ярким румянцем щеки, да вновь становится жарко.
Внезапно отворившаяся входная дверь вынудила быстро подойти поближе к господину и обеспокоенно взять его за руку. Два молодых серокожих аристократа с хищными красивыми лицами, длинными ушами, прижатыми к голове, были родными братьями. Близнецами, что частенько навещали его в борделе, и сейчас две пары глаз надменно, удивленно скользили по его же лицу, явно никак не ожидая увидеть пропавшую с месяц назад звезду роскошного борделя.
- Вы его новый хозяин. - не спрашивая, уточняя, негромко начал один из господ дроу, подходя ближе к Венару, закладывая руки за спину и совсем недобро, хищно, буквально пожирая глазами мигом оробевшего единорога, - Сколько? Мы готовы купить его на всю ночь.
- И на утро, - так же тихо добавил второй из близнецов, с явным удовольствием протягивая руку и легко прихватывая Тириона за роскошный во всех планах зад.
Малыш лишь покорно замер, судорожно вздыхая, не смея противиться, боясь шелохнуться, и забывая моментально абсолютно обо всем.

Господа тоже явно слегка растерялись, рассматривая жеребенка уже как-то придирчиво и недовольно. Словно он сам был виноват, что подстроил столь неловкую ситуацию, найдя себе зубастого покровителя. Связываться с драконом не особо хотелось, так что еще немного побуравив Тириона раздраженным взглядом, братья молча развернулись и прошли дальше, вглубь магазина. Уже там тихо переговариваясь на незнакомом языке, напоминающем злобное шипение двух рассерженных гадюк.
- Они могут отомстить, господин… - тихо предостерегая, мальчик плотней прижался к своему хозяину, на самом деле очень опасаясь жестокой расправы.
Единорог сильно побледнел, а от недавнего возбуждения не осталось и следа. Конечно, он не думал, что так скоро встретится с прошлым и наступит на горло оно неотвратимо, жестоко. Ведь ни за что не смог бы дать отпор двум мерзавцам, захоти они по обыкновению большего. Близнецы были весьма ненасытны, склонны ко всяким извращениям и очень любили причинять боль. Об этом Тирион очень хорошо помнил, потому то и дело невольно косясь испуганным взглядом в сторону все так же шепчущихся о чем-то братьев, сильно нервничал и вздрагивал, будто бы переживал все заново.
Немного успокоился малыш только на улице, неожиданно крепко обнимая своего господина за шею, часто моргая и слегка морща хорошенький носик, будто бы собирался вот-вот заплакать. Но нет, смог сдержаться, через несколько долгих мгновений удобно устраиваясь на сидении, поправляя платье, несколько раз глубоко вздыхая, и убирая со лба выбившиеся из прически светлые прядки. Все было хорошо и никто не посмеет отбивать его у такого сильного влиятельного дракона.
- Да, господин, очень часто видел ранее этих дроу. Они отлично владеют иглами и знают все о боли. – содрогнувшись, жеребенок быстро прижался к своему хозяину, нерешительно обнимая, и будто бы невзначай касаясь носом изящной светлой шеи, - Энтони и Кайрот Мерро. Их отец очень богат, занимает какое-то высокопоставленное положение в совете.
Хотел еще предупредить о том, что не стоит лезть более к этим двум, но не стал лишний раз тревожить господина, лишний раз раздражать, итак явственно чувствовал, что он очень раздражен и огорчен происходящим. А подобные встречи еще возможны были, и наверняка не все так просто закончатся. Необходимо быть осторожным, незаметным, невидимым даже. Но увы, а подобного не дано.
Позволив себе очередную вольность, Тирион в одно плавное движение перебрался на колени господина и прижался всем вздрагивающим тельцем слишком доверчиво и открыто, внутренне сильно напрягаясь, готовый в любую секунду оказаться на полу, и допуская вовсе великую наглость, прижимаясь теплой щекой к щеке своего покровителя.

- Да господин, я научился находить наслаждение и в боли. Потому что не мог испытывать ничего иного, когда иные господа развлекались сутками напролет и применяли самые изощренные пытки. Тогда ведь не знал всей прелести соития, и не способен был чувствовать ничего подобного сегодняшнему. – Тирион запнулся, прерывая начатые было явные оправдания, и вновь вздрагивая, облизывая под вуалью не до конца сформированную нижнюю губу, - А братья еще особенно любили плети, тонкие гибкие прутья, стеки. И питали страсть к острому металлу, опасным бритвам. – малыш сильно задрожал, вспоминая как однажды после кровавых игр на нем и живого места не осталось, все думали что умрет, но вновь оказался слишком выносливым, изо всех сил тянулся к жизни и оклемался через неделю почти полностью, - Ваш лекарь убрал почти все шрамы, а то бы я показал рисунок на спине. – содрогнувшись, склонив голову, мальчик прибавил еще тише, - А еще они использовали различные приспособления и вставляли их сами понимаете куда. Я мог многое терпеть, на что обычные люди не способны, они очень быстро теряли сознание. Так братья часто вставляли туда металлический толстый стержень полый внутри, нагревали его сильно, и потом еще капали внутрь расплавленным воском, а когда я кричал, извивался и совсем не мог терпеть, заливали горячие масла, что долго жгли изнутри, а как немного остывали, так принимались жестоко насиловать, чтобы им было особенно приятно и чаще всего невероятно грязно, - нервно вздрогнув, крепко сжав пальчики в кулаки, жеребенок замер, тяжело вздыхая, чувствуя как кровь приливает совсем не туда, куда хотелось бы, - А вы господин вольны поступать как пожелаете, у вас есть на то полное право. Я обязательно приму все как есть…
Понятное дело того было мало, господин требовал и вовсе невозможного, чего-то совсем неправильного. Он хотел, чтобы и сам наслаждался всякими извращениями, любил своего хозяина даже в самых ужасных его стремлениях. Подобного Тирион пока не мог пообещать. Только ушко горело сильно, от резкой приятной боли вело, и было то ощущением очень горячим и таким сладким, что возбудился вновь очень сильно. Желая немедленного продолжения и даже нерешительно цепляясь за подол платья, будто бы совершенно случайно приподнимая его медленно вверх, оголяя стройные широко раздвинутые ножки. Но господин явно посчитал что хватит, и с тем конечно же не поспорить, ни за что не изменить. Близость все так же сильно волновала, и Тирион то и дело приподнимал голову, робко заглядывая в глаза совсем не так как покорный, послушный раб.
- Вы мое божество, господин… На кого же еще смотреть? – голос был тих, будто бы совершенно спокоен, а в душе маленького создания разыгрывалась нешуточная буря.
Предложение вернуть рог, было встречено с полным безразличием. Его отсутствие не беспокоило вовсе. Но если бы магический отросток вновь появился, то всякого рода повреждения конечно же будут восстанавливать очень быстро, да и челюсть тогда придет в нормальное состояние самостоятельно. Ради этого может и стоило попытаться его вновь нарастить.
- Господин очень щедр. – склонив голову, все еще пытаясь успокоиться, малыш снова невзначай поправил платье, открывая правое бедро полностью, слегка вытягивая ножку, одну руку перемещая на колено господина и скользя выше. Хорошо сейчас не получится все равно, но почему бы не попытаться, если конечно, то будет дозволено. У господина было огромное терпение, а жеребенок принимал то как великий соблазн, призывающий к откровенным действиям. Потупив взор, он неожиданно крепко обхватил ладонью через ткань брюк член, и замер, ожидая разрешения действовать дальше или же запрет без разницы в какой формы выраженный, хоть по лицу наотмашь, все бы принял с одинаковой покорностью.

Возможно, действительно слишком торопил события, но все происходило само по себе, пробуждая вполне естественные реакции. Малыш оказался очень жадным до всяческих ласк, прикосновений, и был к тому же очень любопытным, хотя подобным своеволием никогда ранее не страдал. А тут отдохнул, вкус жизни почувствовал, и очень хотел как можно быстрее начать угождать своему великодушному господину, доставляя множество приятных моментов. И он не боялся даже наказания, совершенно любого, неважно насколько страшного, только все равно медленно кивнул, соглашаясь не пускать в ход рот, который мог бы раздражать хозяина одним только незавершенным видом. Конечно, то будет неприятно и оно совершенно недопустимо.
Тирион к тому же был очень понятливым, так что ждать долго не стал, следя пристально за тем как господин расстегивает брюки, а потом и сам полез нежными пальчиками за удивительным сокровенным органом, способным причинить очень много боли, а теперь и наверняка необыкновенное удовольствие. Он оказался совершенным, гладким, крупным и очень красивым. Жеребенка сразу бросило в жар, как только пальцы коснулись поверхности и трепетно обнял ствол ладонями, склоняясь на мгновение ниже, потираясь о плоть щекой.
- Очень красивый… И вы очень красивый, господин, - добавил смущенно, вздрагивая уже от возбуждающего покалывания острых зубов и внутренне замирая от ярких, слишком приятных ощущений, - Простите мою поспешность.
Безумно хотелось поцеловать член так, как нравилось всем без исключения господам. Поглубже втянуть, полностью беря в рот, чтобы нежная головка врезалась в горло и надолго исчезла там, пока как вовсю бы ублажал гибким языком горячую поверхность. Но к сожалению того было не дано, так что малыш восторженно рассматривая детородный орган, медленно поглаживал, чувствуя как он наливается, становится больше, твердеет, начиная пульсировать. И укусы только сильней распаляли, они были очень острыми, совсем не болезненными в извращенном понимании единорога, не чувствующего пока границу начала боли вовсе. Боль это сосем другое, а сейчас было приятно, и дрожал он все сильнее, соскальзывая куда-то в пропасть, откуда нет возврата. Забываясь, одной рукой приподнимая платье и откровенно поглаживая себя тоже.
- Господин, я обязательно поговорю с вашим отцом, как только вернемся.
С трудом одернув себя, Тирион вплотную занялся прекрасным совершенным членом. Крепче сжимая пальцы, поглаживая вокруг, скользя маленькой ладонью по головке, а второй оплетая член с другой стороны, проходясь по чувствительной уздечке, лаская двумя, остальными обнимая ствол, и все уверенней доставляя несомненно приятное удовольствие. Он снова перебрался на колени, усаживаясь лицом к герцогу, посматривая в глаза откровенным блестящим взглядом, и на ощупь свершая то, что делать умел прекрасно. Языком было бы намного приятней, но и так неплохо старался, быстро скользя по стволу, надавливая большим пальцем на щелочку, из которой проступать начала смазка, сжимая член между двух ладоней и создавая нужное трение двигаясь быстро, сильно, неотвратимо приближая к желанной разрядке. И сам прогибался в такт очень смелых движений, терся голой попкой о бедра, покуда как подол платья струился вниз, прикрывая весь откровенный разврат. Пальцы сжались очень крепко, свершая резкие отрывистые движения от основания к головке, и в несколько мгновений жеребенок добился своего, моментально скатываясь вниз, обнимая колени, да вопреки предостережению начисто вылизывая член, чтобы ни одна капля не запачкала одежду, довольно причмокивая, наслаждаясь подзабытым вкусом и опять гладя себя под платьем блудливой рукой.

Господин оказался просто великолепным на вкус, и то невероятно взбудоражило Тириона, настолько, что и опомнился не сразу, покуда его легонько не встряхнули. Только тогда как ни в чем не бывало вытащил руку из-под платья, облизывая и ладонь, и пальцы, ежесекундно вздыхая, будто бы не хватало воздуха, да начинал задыхаться. Малыш был слишком растерян и с удивлением прислушивался к очень необычным реакциям тела, которое становилось будто не свое и вовсе. Странно, как так могло поменяться от одной маленькой операции. А если господин действительно вернет рог, раз обещал? Страшно подумать, что будет тогда… Ведь магия тоже обостряет все чувства. Но господин невероятно нравился и без магии. И обожание крепло с каждым мгновением.
Удивленно вскинув вверх брови, недоверчиво рассматривая лицо своего хозяина, тихим шепотом переспросил:
- Подарки? – будто бы ослышался, и то относилось совсем не к нему.
Конечно, какие подарки могут быть у раба? У собственности, у вещи, которая уже сама по себе как ценный подарок и более ни в чем не нуждается. Тирион того совершенно не понял, предположив что господин может быть шутит. До тех пор, пока не пошли гулять по магазинам и все внимание единорога оказалось приковано к богатым прилавкам со всякими милыми безделушками. Красивые блестящие штучки ужасно нравились неискушенному ничем подобным малышу. Однажды один из богатых клиентов подарил ему красивую диадему, инструктированную самыми настоящими брильянтами, но хозяин естественно отнял дорогое украшение на следующий день, процедив сквозь зубы что какая-то там подстилка для богатеев недостойна ничего подобного, к тому же волосы могут запутаться, а когда станет прилежно сосать, непременно образуется колтун и придется все обрезать. Конечно, кто бы подобное допустил…
Драгоценности безусловно приковывали взор, но то и дело Тирион рассматривал совсем не украшения на прилавках. Ему повсюду чудились любопытные, липкие противные взгляды. И готов был поклясться, что опасения не напрасны, и все не то чтобы чудится, а происходит на самом деле. Сгорбленный старичок с тростью из красного дерева, с шаркающей походкой, заложив одну руку за спину, прогуливающийся по мостовой – он провожал долгим взглядом, и Тирион вопреки всему тоже часто, беспокойно оглядывался, холодея от ужаса и вспоминая как страшный сморчок больно кусается своими стальными челюстями, как любит когда ему лижут зад, вставляя туда потом всякие приспособления, а якобы волшебный тонкий стальной стержень, способный оживить член, больно царапает нежные стеночки изнутри, но старик вовсю старается, пока не получает своего. О, он очень любил долго мучить… Эльф с ангельской внешностью, прошелестевший мимо дорогими одеждами и бросивший единственный томный взгляд, введший единорога в ступор. А он очень любил кровавые развлечения с обязательным участием мутировавших чудищ, грязных порождений неудавшихся магических экспериментов. Они всегда были злы, ненасытны, и вовсю старался в различных ипостасях, чтобы хорошенько удовлетворить беснующуюся свору, пока как это прекрасное эфемерное создание с бездонными глазами василькового оттенка наблюдало из-за решетки и удовлетворяло само себя. Он явно не хотел прямого контакта с опасными животными, к которым приписывал и единорога, но очень любил смотреть.
- Да, господин… Нравится. – дрожащим голосом, невпопад ответив, Тирион внезапно крепко обнял молодого дракона, и вытянув шею с горевшим алыми цветками ожерельем, с мольбой заглянул прямо в глаза, - Давайте уйдем отсюда. Прошу вас.
Малыша трясло, повернув голову, он уже внимательно, приоткрыв под вуалью рот, рассматривал другого высокого статного господина, только что зашедшего в ювелирную лавку, улыбнувшегося ослепительной клыкастой улыбкой, и в знак приветствия едва заметно приподняв шляпу. Тоже дракон. Обожал до изнеможения надругаться над практически бесчувственным телом, накачанным различной наркотической дрянью, и не отвечающим совершенно ни за что.
- Господин… - тихо протянул, чуть не плача, дергая рукав, с ужасом наблюдая как дракон с непринужденным видом подходит ближе и протягивает руку для рукопожатия.
- О, прекрасное приобретение. Во сколько он вам обошелся?
Подобного Тирион стерпеть больше не смог. Чувствуя что вот-вот произойдет очень неприятный конфуз, не в силах спросить на то разрешение, жеребенок спотыкаясь ринулся в подсобное помещение, мимо удивленного продавца, и побыстрей нашел заветную дверь, тут же запираясь на щеколду, высоко запрокидывая голову, пытаясь отдышаться и наконец давая себе волю немножко расслабиться. Он бы никогда не подумал, что будет так бояться прошлого. Вроде бы совершенно обыденных вещей, к которым привык, которые были неотъемлемой частью жизни. А сейчас готов провалиться хоть сквозь землю, забраться под кафтан господина, лишь бы никогда не видеть противные жуткие рожи, навевающие столько всего страшного, что можно было задохнуться.