В похоти он утопал безнадежно и окончательно. Все оказалось направлено на удовлетворение горячих, нестерпимо жарких потребностей. Грудь расцветала алыми цветами, слишком благосклонно реагируя на ласку и посылая в затуманенный мозг сигналы острого наслаждения. И член мальчишка принял захлебываясь стонами, дергаясь на нем, словно бабочка, насаженная на иглу, в одном лишь различии - не соскользнуть и сбежать хотел, а наоборот как можно быстрей принять полностью, ощутить как головка упирается куда очень надо было, начисто перебивая дыхание и высекая яркие искры из глаз и всевозможных мест. То оказалось слишком болезненным, одновременно мучительно-приятным, в принципе ничуть не уступая первому разу по остроте ощущений.
Ирви не очень хорошо держался, пронзительно закричал, когда достоинство вонзилось на всю свою ужасающую длину, все внутри конвульсивно сжалось, явно решая в порошок стереть настырного захватчика, но только прибавляя новой боли. И одновременно подкидывало еще того, от чего крутился на члене с приоткрытым ртом, постоянно вскрикивая, постанывая и очень желая, вопреки всему, новых ослепительных ощущений. Ягодицы крепко обнимали толстый ствол, внутренности все так же рефлекторно пульсировали, сжимаясь так сильно, как могли, а Ирви ерзал, пытаясь занять как можно более удобное положение. Спину прогибая, покорно, без намеков на споры и возражения, упираясь ладонями, притом совсем жалобно вскрикивая, когда острые зубы цапнули излишне чувствительные соски. Кровь казалось слишком горячей, а ощущение, с которым капли стекали вниз к животу, показалось извращенно-приятным.
С новыми тихими вскриками распрямившись, Ирвин отставил зад подальше, широко раздвинул ноги, упираясь коленями в покрывало, и до предела прогнул поясницу, так чтобы все совсем неприлично выступило, сжалось до невообразимого пограничного состояния между несусветной острой болью и дичайшим наслаждением. А он ко второму все же склонился, так что через силу медленно двигаться попытался, практически не приподнимаясь, слегка раскачиваясь взад-вперед, оглаживая себя по животу, размазывая кровь, дорожками спускаясь ниже к взведенной до болезненного состояния плоти, пачкая кровью и головку, и ствол твердокаменный, пальцем надавливая на бороздку, да совсем потерянно толкаясь в собственную руку. Нет, ни за что не получилось бы сейчас достичь самого желанного, плоть по-прежнему оплетали невидимые нити.
Становилось все горячее, магия беспрепятственно проникала в кровь, обдавая бурлящим жаром, вытаскивая наружу самые древние инстинкты, что принято прятать и не показывать никому. Но разогретый подросток принялся вовсе демонстрировать себя с различных сторон, ловя наслаждение уже и в боли, по-всякому изворачиваясь, лишь бы член пробивался все глубже. Довольно резко приподнявшись в первый раз, он тут же, не теряя скорости, опустился обратно на плоть, заставляя вбиться по самое основание, крича во весь голос, и вновь вскидываясь вверх, в попытке поймать какой-то сумасшедший, безудержный ритм. Наглаживая одной рукой живот, стимулируя через тонкую кожу член, другой рукой настойчиво оплетая собственное естество и опять приподнимаясь, все шире разводя бедра, чтобы видно было как огромный монстр ловко помещается внутри, создавая впечатление что рвет внутренности на части.
Удавка на шее ничуть не помешала увлеченному непотребством мальчишке. Только застарался сильнее, вынужденно каждый раз почти полностью выпускать из себя член, а потом с силой вниз падал, задыхаясь, дергаясь, вытягивая шею, и в бешеном темпе стремясь обратно, да не успевая отдышаться, гнался за новой порцией изощренного удовольствия. Со стонами, полными наслаждения, вконец неприлично хлюпая задом, где достаточно влажно стало от проступившей из плоти естественной смазки. Да все ускорялся, будто действительно сливался в каком-то диком первобытном танце.

Член горел ярким пламенем, и все тело не отставало от него, пребывая в каком-то совсем извращенном состоянии, где все мало, хочется еще и еще. А Ирвин с воодушевлением гнался за тем призрачным удовольствием, в погоне оказались все средства хороши. К финалу было никак не приблизиться, но все равно старался изо всех сил, скача на члене как лихой наездник, то замирая, вытягивая голову, тихо хрипя от недостатка воздуха и крутя задом совсем отчаянно. Магия вольно разгуливала по телу, вытаскивая наружу низменные горячие инстинкты, присуще разве что животным в определенный период. Себя щадить мальчишка перестал, так что даже асфиксия от удавки на тонкой шее, становилась в радость, открывая какое-то неестественное, дико приятное чувство полета. Даже острые когтища на ногах и то оценил, чувствуя как выступила горячая кровь, скатываясь на внутреннюю сторону бедер, одновременно с тем задергался на члене совсем неистово, приоткрывая рот, не в силах вздохнуть поглубже, и все же приподнимаясь, чтобы захватить хотя бы немного живительного воздуха.
Толстые воздушные змеи попеременно вонзались в хлюпающий зад, проникая совсем глубоко и неотвратимо, попеременно толкаясь, пока терялся, ловя член, падая на твердь, ритмично приподнимался и опять стремился вниз. Джинн был ненасытным, изощренным на всякие извращения, а то сейчас ужасно нравилось, так что Ирвин отдавался сполна. Пронзительные крики менялись полными похоти стонами, отчаянный хрип то и дело перемежался с вожделенным похотливым шепотом, в котором про себя едва не в самых высоких чувствах признавался. В какой-то момент по телу волной пробежалась крупная дрожь, внутренности скрутило, и сам задвигался вконец отчаянно, так что крупная головка буквально выпирала на брюшной стенке, покуда нутро сжималось от охватившего первого оргазма без возможности выплеснуть семя. Член болезненно ныл, горячо пульсировал, и подросток сминал его в пальцах так сильно, как только мог в бессмысленной попытке выжать хоть каплю.
Все тело покрылось горячей испариной, но и того оказалось мало. Ирви пронзительно закричал, когда первый хлесткий удар неожиданно прошелся по ребрам, обжигая подобно крапиве. В детстве частенько был знаком с гадким растением и знавал что такое листьями крапивными по заднице получить. Сейчас вышло очень схоже, но куда больнее. Поджимая бока, втягивая живот, вопя так, будто по крайне мере убивают, мальчишка задвигался слишком резко, сильно оттопыривая ягодицы, всем естеством желая забыться в страсти. Полностью снимаясь с члена, вытягиваясь стрункой, и с запрокинутой головой тут же рвался обратно, насаживаясь одним махом на плоть, сразу соскальзывая со ствола, жадно дыша в перерывах, и заходясь в пронзительных воплях. Внутренности сжимались слишком сильно, им подобное явно не нравилось, а  происходящее обрастало все новыми острыми гранями.
- Больно! Больно, больно, больно!!! – Ирвин старался вовсю, задыхаясь, краснея как переспевший помидор, кусая губы и держась за обожженные бока.

Боли меньше не стало. Она распаляла, жгла изнутри каленым железом, и Ирвин кричал, не слыша собственных криков, расходясь так сильно, как только мог. Зад продолжал судорожно сжиматься, но с каждым разом мышцы растягивались, впуская плоть, обнимая, позволяя вонзаться именно так, как хотелось краснокожему монстру. Или же так хотелось лишь самому… Не знал, запутался совершенно, безостановочно приплясывая словно босыми ногами на раскаленных углях, прогибаясь от обжигающей боли, то выгибая мокрую спину, и словно нарочно подставляя грудь под хлесткие удары. Боль перемешивалась с похотью, рождая какие-то совсем невообразимые, дикие картины удовольствия. Достойные полотен самых великих художников. Мальчишку вело, бредовые образы сами по себе рождались в пустой голове.
Происходящее мракобесие как-то даже не сильно удивило. Удивляться совсем некогда было, так что просто предался новому разврату. Красивому, невероятно приятному и желанному. Сразу же обняв бедрами сильное горячее тело, Ирви весь к нему и прильнул, целуя, словно во сне, жадничая, обхватывая губами язык, лаская его горячо и жарко, покуда как тело выгибалось, вовсю отвечая, насаживаясь на вздыбленную плоть. Ноги сводило сладостной судорогой, перед глазами все плыло, а в ушах отдавались собственные вожделенные стоны. Боль пока ушла без следа, другое, гораздо более сильное и яркое вытеснило ее. Гибкое тельце в очередной раз дернулось, задрожало крупной дрожью, поджимая ягодицы, между которых живого места не осталось. И сознание куда-то поплыло, пытаясь покинуть, оставить одного гореть в высоком притягательном пламени, а потом горсткой пепла развеяться, навечно остаться в своем жестоком обожаемом господине.
Но нет, веки вскоре дрогнули, и Ирвин ошалело воззрел на мир. Ритмично прогибаясь, виляя саднящим задом, и медленно двигаясь, не находя даже опоры, так как вышло, что парил в объятиях где-то очень далеко от пола. Нет, не страшно ничуть. Приятно необыкновенно. Руки крепко сомкнулись на шее, ноги оказались закинуты куда-то на спину, а сам терся член о живот, прогибая поясницу и пытаясь двигаться, чувствуя как сладко сокращаются внутренности, а член опять выступает где-то на животе.
- Твой… Послушней некуда. – тихо выдал, не особо соображая что именно говорит.
Но ведь что может быть послушней безграничного доверия? Когда с таким жаром отдавался, не останавливаясь ни на мгновение, и даже сейчас вовсю отвечал, медленно крутя ягодицами, то немного соскальзывая вниз, тут же подтягиваясь, создавая трение, от которого все сильней скручивало низ живота. И безудержно хотелось выплеснуть семя, которым был переполнен зудящий, сильно болевший член. О, там как будто поселился жидкий огонь пополам со жгучим кенийским перцем.

Счет времени давно потерялся, но под конец Ирви держался уже на грани своих человеческих возможностей и начисто лишался сил. Магия отлично разогрела, только даже она переставала поддерживать гибкое тело, и постепенно падал куда-то в черную бездну, продолжая кричать, отчаянно извиваться и двигать развороченном задом так, словно преподносил себя на серебряном блюде, и с торжественным видом вручал в вечное пользование одного-единственного рогатого демона. В экстазе только бился необыкновенно сильно, крича, шепча что-то такое благодарное, опять громко, пронзительно вопя, как самец марала в период гона. Кончал он бурно, долго, сотрясаясь всем взмокшим телом, переживая очередные самые восхитительные моменты в жизни. Магия итак успела сжечь дотла изнутри, так что угрозы не имели никакого смысла.
Слабо улыбнувшись, Ирвин вытянулся, мелко вздрагивая, вроде и не в силах даже шевельнуться без посторонней помощи. Только до предела запрокинул голову, чтобы удобней было целовать. Язык едва ворочался, но он старался, содрогаясь изнутри, все еще ощущая, как горячая плоть пронзает внутренности. Там было невероятно грязно, мокро, обжигающе-горячо, и теперь, когда самую малость успокоился, начало расцветать всевозможными отголосками тянущей боли. Да, вымотался мальчишка порядком. Явно не в состоянии сейчас даже ползком добраться до ванны. А туда очень хотелось, ровно как и глаза наконец закрыть, выспаться как следует. А еще поесть. Голоден был как тысяча волков. Все сразу конечно никак не сделать, очень это жаль. И шевельнуться лишний раз лень, и непонятно что делать теперь.
- Не, я все… Закопай меня под розовым кустом и чертополох посади сверху. – растянув губы в подобии улыбки, Ирви вытянул вверх руки, и постанывая перевернулся на живот, словно специально демонстрируя разворочанное нутро, где живого места не осталось, - Нет, драться я таким темпом ни с кем не смогу. Даже с тобой… - прибавил с сожалением и великой обидой в тихом голосе. – А Тим будет меня на руках таскать? В ванной тепленькой купать…
Да покраснел, возясь, пряча голову под подушку, словно только что не было вообще ничего. Глаза в приятной темноте закрывались, а глупые словечки неосознанно вылетали из самого подсознания. Тим, конечно же, добрый, хороший, но вот все же есть кое-какие личные моменты, которые бы весьма хотелось осуществлять без свидетелей. Сейчас разве что самостоятельно не был на то способен.
- Ох, грехи мои тяжкие… - пробормотал глухо, засыпая на ходу и желая только видеть какие-нибудь приятные сны, - Одолел проклятущий красный дьявол душонку невинную…

Спал Ирви слишком крепко, да настолько, что хоть землетрясение внезапно случись, все равно бы ни за что глаз не разлепил. По крайне мере в то хотелось верить, а глубокий сон мальчишки даже не был щедр на сновидения. Травка все зеленая снилось, и сам он там бегал в счастливом детстве с голым задом, наслаждаясь южным ветерком, дующим прямо в попу. Невинная идиллия в лучах летнего солнца в какой-то момент оказался нарушена. Кто-то завизжал как поросенок под ножом у мясника, и тогда на уставший мозг попросту накатилась зыбкая серая темнота. Вроде и проснулся почти, а просыпаться все равно ну никак не хочется.
Недовольно заворочавшись, тихо ойкая сквозь сон от жуткой боли, мальчишка все же приоткрыл глаза. Первым делом рассматривая мирно дрыхнувшего дракончика, что расположился поверх одеяла, свернувшись в уютный клубок, а потом переводя взгляд на уже смутно знакомого слугу и какого-то детенка. Хотя, как детенка… Малец едва ли младше был, чем сам.
- А чего это вы тут творите ироды? Спать не даете честным людям…. – тихо пробурчал, вытягиваясь, обнимая подушку, и тихо ойкая опять, кряхтя как старый дед, подтягиваясь, и при попытке перевернуться на бок, вовсе пронзительно вскрикивая.
Да, кто-то постарался на славу… Еще сильней чем в самый первый раз, когда ожил весьма быстро. А теперь там, в довершении, все слиплось к тому же, щипало, дергало, и вопреки страшенной боли жутко хотелось как можно быстрей под душ.
- Эй, малец, пошли купаться. – во взгляде Ирвина застыла вселенская тоска, - Пошли, а?
С мальцом искупаться было бы конечно проще, и вроде без всякого стыда даже. Ну, кроме демонстрации что между ног деется. Но ведь он и сам наверняка всякого повидал. Может даже участвовал не раз, мог еще подсказать, чем можно все неприятные последствия облегчить.
- А потом пожрем чего по-человечески. А то ишь, еды жалко…
Дрожащее тельце вытянулось снова, в очередной попытке покорить просторы кровати. О, нет, даже ползком было тяжко, но все равно вымученно старался, натягивая на себя не особо чистую простынь и откидывая все одеяло на дракончика. А зверек был совершенно не против, да посапывал так же сладко, явно не желая просыпаться. Ему точно не было никакого дела до голосистых мальчишек.

От магии вот прям сразу очень заметно полегчало. Получилось даже выпрямиться и осмелеть настолько, что с отчаяньем прошипел пару злостных ругательств в адрес рогатого демона. Нет, ну вот правда всему предел должен быть.
- Ага, человек… - кивнув, Ирви нос потер, с подозрением рассматривая руку юного создания, - О, у вас еще и драконы в человеческом виде водятся? Здорово… Я думал только такие, - кивнув на валяющегося кверху лапами зверька, мальчишка улыбнулся, - Это шантаж называется. И сексуальное рабство. Кто-то редкостный извращенец. Ох, знал бы ты, что он ночами темными вытворяет…
Совсем некстати покраснев, подросток благоразумно заткнулся. Рассказывать что и как не особо-то и хотелось. Особенно про то, как самому нравилось, как кричал, едва не умоляя продолжать и брать жестоко, сильно, обдавая огненной магией всего, без остатка. Нравы тут ой какие были, и похоже не щадили никого. Но вот предложение оказаться быть накормленным пирогами показалось необыкновенно заманчивым, настолько же коварным, и наверняка отдающим вопиющим подвохом. Пройдоха этот Тим тот еще, везде выгоду ищет…
Но пополз следом Ирви бодро, бросая на юного дракона заинтересованные взгляды, только ладошкой слегка прикрывался. А как зашли в тепло, так тут же без раздумий в горячую воду нырнул. Вскрикивая от жгучей резкой боли, что впрочем, быстро успокоилась. Тут же вытянулся полностью, ничуть уже не стесняясь, с удивлением посматривая на мальчишку и дотягиваясь до всяких разных бутылочек, стоявших по краю. Отвинчивая, вытаскивая зубами пробки и выливая все в воду.
- Какое такое кольцо? У него дофига колец, на любой вкус. Нужны они больно… - фыркнув, выстраивая гору пены и тут же сбивая ее ладонями, Ирви улыбнулся во все крепкие белые зубы, - Ага, сбежишь тут… Сам-то много сбежал? И ты про ласки-то помалкивай, не твоего ума дело. – сдув хлопья пены прямо на того, кто назвался драконом, подросток тихо рассмеялся, - Иди лучше сюда. Ты правда что ли дракончик настоящий? Зубы что ли показал бы, чешую там блестящую, крылья демонические с перепонками.

- Ой, ты тут про колечки то не заливай… Вот дурачка нашел. – фыркнув, Ирви опять с пеной развлекаться принялся, тщательно отмываясь, и наконец действительно чувствуя себя человеком, а не соломенной подстилкой для аспида рогатого, - И даже если есть, он наверняка его в желудке прячет. Я сказку такую читал. Чтоб не нашел никто…
Вот вернувшегося Тима, мальчишка радостно встретил. Сразу к подносу потянулся, из воды целиком вынырнул, и принялся жадно за обе щеки пироги сладкие уплетать, сладостями же заедая, чай из широкой пиалы шумно прихлебывая. Так быстро расправляясь, словно стая голодных волков орудовала.
- Лопай, хватит тут сказки рассказывать, а то ничего не достанется, - пробормотал с набитым ртом, моментально с очередным пирогом разделался, сладости вкуснейшие почти все пожрал, половина чая выхлебал, и к купальне высокой прислонился, спину об нее почесывая. Не в еде счастье конечно, а кормили здесь иногда очень недурно. И еще от внимания цепкого не ушло мимолетное перевоплощение. Словно рыбинка мелкая чешуей блестящей поделилась, так ладно засверкала она на коже мальца. Может и правда дракон настоящий. Но кто ж этих драконов разберет… С родителями вдобавок. Что за такие родители интересно, раз за своим отпрыском не смотрят? Сразу мамка вообще некстати вспомнилась. А она интересно как там? Ищет, может быть, вдруг очухалась? Может и с бутылками своими зелеными завязала, и не колется больше дрянью всякой? И продавать себя проходимцам вдруг перестала? Чудеса ведь случаются. Вот бы ее сюда перетащить… Так мигом бы в себя пришла. Вот что надо было просить у демона рогатого. Не возвращения обратно, а мамку чтоб приволок. И тогда бы раскланялся с ним, аспид рогатый все понял непременно, отпустил на все четыре стороны, и денег им с мамкой еще б дал…
Резко мотнув головой, ударяясь затылком об край, Ирвин нос наморщил. Вот всякое бредовое в голову вечно непрошено лезет… А тут еще этот заливает о тонкости проклятущего бытия. На улице схватят, поймают, продадут, и тогда уж точно все, так все. Так что есть кольцо, нет его, а без разницы.
- Ты чего дразнишь то словно собачонку сосиской? Пироги бы лучше жрал, пастью своей драконьей не щелкая.
Хмурился Ирви сильно, внезапно резко к мальцу шагнул, схватил за грудки, чувствуя как одежка трещит, и навалившись своим весом мелким, а упорством огромным, к купальне ловко оттеснил, да пинком с рывком помог целиком в воде очутиться, сам туда же нырнул, нападая сверху, брызгаясь, толкаясь, чтоб неповадно больше так жестоко дразнить было. Ишь, чего удумал… Свободы захотелось! Да вот как только выбраться из этой неприступной крепости?! Вперед ногами разве что вынесут.
- Ага, попался!!! – победоносно завопив, Ирвин грудь тощую мальчишескую обхватил, ногами ноги крепко скрутил, но не рассчитав, плашмя на спину рухнул, уходя с головой под воду и затылком ударяясь об дно.
Свет мигом померк, все забурлило, загудело, и рефлекторно силясь вздохнуть, воду прям в легкие пропускал, а всплыть ни в какую не получалось.

Нахлебаться Ирви порядком успел, только вот испуга как такого не было, так что и не понял ничего, удивленно открывая глаза уже на твердой поверхности, отчаянно кашляя, избавляясь от уймы воды, попавшей попасть внутрь. А демон рогатый тут как тут был, будто специально все подстроил. И дракон этот недоделанный тем еще негодяем мелким оказался. Вертким, острым на язык и вообще… Сердито хмурясь, мальчишка тряхнул мокрой головой, наблюдая за джинном, уселся, скрестив ноги, и принялся уже из уха воду вытряхивать.

- Нет у тебя прав никаких горох под ноги подкладывать. – насупившись, мальчишка взгляд на верткого прыткого мальца перевел, - Вот он все виноват! Из-за него кувырнулся.

Правильно, пусть потом накажет, вот его и ставит чем угодно на что годно. Ишь как заливается, будто бы ничуть не боится аспида рогатого, способного на такое, что при мимолетных воспоминаниях Ирвин густо покраснел и поскорее нырнул обратно в воду. Смотреть спокойно на джинна он не мог, поражаясь гадкой реакцией слишком отзывчивого организма и пряча под водой то, что начало доставлять весьма ощутимое беспокойство. Благо пены было достаточно, не видно ничего, так что закусив верхнюю губы медленно прошелся пальцами по некстати вставшей плоти. Не желая участвовать в препирательствах, и едва заметно улыбаясь.

- А я по корзинам и ларцам всяким шариться не собираюсь. Я итак найду выход, если понадобится, - да тут же язычок и прикусил, вспоминая как ночью в верности вечной клялся, и сам кричал что навеки самому дьяволу этому принадлежит.

Краснел мальчишка как благородная роза с острыми шипами, что и поранить способны, да и красотой своей поразить. Это ведь смотря как обращаться, с какой стороны подходить. Но джинн, вновь расходящийся огненными всполохами, явно знал как обращаться со всякими цветочками на бурьяне выросшими. Так что Ирвин медленно кивнул только, не меняясь лицом отчаянно покрасневшим, и до подбородка скрываясь под водой. Смелости у него слегка поубавилось, лишний раз нарываться, кидаясь мочалкой как некоторые отчаянные, пока не собирался. Только язык показал, когда рогатый скрылся наконец, оставляя в покое до предстоящей ночи.

- Эх, бежать нам надо, парень. Вот сумерки придут, так он как упырь и оживет, в гости пригласит в свой склеп на чашечку чая там. Ты ведь не хочешь барахтаться под ним? И кричать еще, чтоб везде слышно было?

Дав пищу для явно безрадостных размышлений, Ирви не вытерпел и собой вплотную занялся. Удобно откинулся на бортик, ноги длинные пошире раздвинул, и принялся плоть вздыбленную бесстыдно ласкать. Да, не видно под слоем пены ничего, только глаза выдавали, раскраснелся еще сильнее, косо на парнишку посматривая. Вторая рука под ягодицы нырнула, приходясь между, а один палец внутрь наполовину вошел, чтоб еще приятней было.

Хотелось все сильнее и сильнее, будто бы от воды горячей пробудилось совсем не то, что надобно. Ирвин и старался, вскоре и про стеснение забывая, и стыд, не отворачиваясь даже, наоборот, в глаза блестящими глазами зыркая, облизываясь сладко, и по груди своей одной рукой наглаживая. Ох, и сильно хотелось… Безудержно прям. Так что был ничуть не против, когда парнишка сам придвинулся, под воду тоже полез, тогда тоже пальцы потянул к члену дракончика, да гладить начал быстро. И целовал горячо, жарко, сплетаясь языками, заходясь в страсти все нарастающей, нетерпеливой. Будто так и надо, будто затем в ванную и забрались вместе. Конечно, зачем бы еще? Все тесней Ирви прижимался к тонкому телу чешуей блистающему, все больше недозволенного хотелось, так что и ягодицы ощупать успел крепко, и спину гибкую, да пару раз едва не навалился, желая попробовать как же приятно будет если вдруг получится свершить одно злодейство любопытное, которое аспид рогатый с ним вытворял бесстыдно. Но, наверное, потому что сам аспидом все же не был, приятное в один миг закончилось.
Зловредный слуга вообще не вовремя появился. Запротестовал тогда как мог, плоть вздыбленную ладошкой прикрывая, ругаясь отчаянно и вырваться пытаясь любыми путями. Но, не смотря на скользкое мыльное тело, никакого побега не вышло. Мало того, так подвергнут оказался неприличным всяким процедурам, от которых лишь сильней перевозбудился, и к тому моменту, как спотыкаясь в спальню джинна ввалился, так только об одном мечтал. Еще не выдавать очевидного пытаясь, с гордым видом отворачиваясь, только быстро ногами перебирая, чтобы успеть. Шея болью жуткой отдавалась, горячей удавка была невероятно. Так тут и не поспорить никак. Даже на постель забрался, окидывая демона взглядом томным усаживаясь, широко ноги длинные раздвигая и пальцем дырочку блестящую от масла поглаживая. Да на огромное достоинство косясь, столько мучений сладких ночью доставившее, что заводился Ирвин невероятно, сам того не осознавая. Потянулся медленно к плоти твердой, грудью узкой скользнул по постели, да между ног джинна оказался. Коленями упираясь, спину прогибая, не скрывая больше того как хочется, выставляя вверх попку скользкую, где посредине сильно пульсировало плотно сжатое колечко. Поцеловал член для начала, губами по всей длине прошелся и в рот горячий головку втянул, умело начиная посасывать, уже на каких-то рефлексах, по наитию зная как делать надо, чтобы угодить. Пальцы же свою дырочку заветную оглаживали, пока один целиком резко не ворвался, задрожал тогда, задом виляя, прогибаясь плавно, волнами, и все глубже пытаясь запихнуть, шевеля внутри, стремясь дотянуться до местечка сладкого. Только не получалось никак, сосать лишь оставалось. Вот и старался вовсю, как будто бы всегда то делать умел, любил, без стыда всякого и стеснений совсем ненужных.

Не помещалась огромная плоть во рту, так что все глубже в горло пропихивал, не заботясь о том, как дышать будет, и с силой языком по поверхности приходясь. Старался Ирви, себя ничуть не жалея и очень так настойчиво целиком желая внимание заполучить. Так что не позволил парнишке до члена дотронуться, сам все старался. А почувствовав губы жаркие на собственном естестве вздыбленном, так внутрь толкать сразу и принялся, растворяясь в желании жгучем без остатка. Сильно горло сжималось, крепко очень член обхватывая, да с такими спазмами, что будто целиком проглотить собирался. Слабость от нехватки воздуха тоже удовольствие приносила, так что как во сне вовсю себя пальцами растягивал, да язык горячий поглаживал, что упорно принялся внутрь пробиваться. Все сильней выставлялся вверх, демонстрируя бесстыдно как хочется, как все готов сделать для того, чтобы еще и орган распаленный в себе ощутить. И сосал с наслаждением огромным, позволяя двигаться в самой глотке, но выдерживал то с трудом, да только губы сильней сжимая, постанывая тихо, выгибаясь как только можно и изнемогая окончательно от похоти неуемной.
Так что распластался на тощем мальчишеском теле очень охотно, тут же обнимая узкие плечи, целуя шею за затылком, и быстро ноги пошире разводя, чтобы демону рогатому удобней ворваться было. Не думал Ирвин никогда, что таким услужливым станет, жадным до ласк постыдных. А член так и вовсе полюбил неимоверно. Крича, прогибаясь, беспокойно елозя по спине гладкой, скользкой от масла, и совсем развратно задом подмахивая, отдаваясь в каждом сильном движении. Тяжело терпеть было, огромное достоинство резко до конца врывалось, выходило быстро, а потом, чувствуя как дракончик вздрагивает и под ним мечется, обратно врывалось на всю ужасающую длину, так что тяжелые яйца о ягодицы шлепались. Громко кричал, ничуть не сдерживаясь, стонал жалобно, когда член выходил, и все внутренности спазмами скручивало, собственное достоинство дергалось, сильно вдавливаясь между ягодиц распластанного парнишки, а Ирви изводился, сжимаясь, спину прогибая, да поскорее потом на плоть твердую толкался.
Невыносимая жгучая похоть с головой захлестывала и становилась настолько нестерпимой, что вскоре юный дракон обзавелся темными засосами на шее, прикушенным до крови ухом, а распаленный человеческий мальчишка вовсю на члене пританцовывал, самостоятельно насаживаясь, двигаясь назад очень резко, с криками жуткими, словно испытывал боль страшную. Боль она была, конечно, но больше другого было. Кольца все равно снять не получалось, так что в один момент совсем дурея от происходящего, Ирвин резко в пульсирующий анус парнишки ворвался. Неконтролируемо двигаясь внутри, будто бы совершенно позабыв, что у самого в заду развороченном находилось, выгибаясь отчаянно и вбиваясь очень сильно, быстро, крепко обхватывая шею, к себе лицо разворачивая и жадно на губы сладкие набрасываясь, настойчиво целуя, не прекращая так же резко, отчаянно вдалбливаться, одновременно и на члене ладно скользя.

Сладкое влажное гладкое нутро сжималось, и хотелось все глубже вонзиться, чтобы полностью прочувствовать всю прелесть мальчишки. Понятно теперь почему рогатый так сверху любил быть, а Ирви очень быстро входил во вкус, голову совершенно теряя, и нещадно бедрами двигая. Да сам выставлялся вконец развратно, чтобы удобней было члену здоровенному сверху на всю длину вонзаться. Кричал то и дело громко, во весь голос, то стонами протяжными захлебывался, не выдерживая всех ощущений ярчайших. Крепко он дракончика обнимал, за бедра ухватился вскоре, на себя еще вверх подталкивая, и вбиваясь слишком сильно, да вроде как глубоко. По крайне мере извивался под ним Пауль совсем отчаянно и очень горячим сделался. А как свободу немного почувствовал, вышел член полностью из жаждущего тела, так и вовсе вконец разошелся. Сжался до предела, крепко пальцы внутри обхватывая, и давай резко, быстро очень брать распластанного парнишку, да так и вонзаясь по всякому, чтобы сильней упругие стенки обхватывали и совсем уж безудержно приятно стало. А что там громко стонущий малец испытывал, так о том Ирви вообще не думал, жадно вколачиваясь, вообще не на шутку расходясь. Так что протестующе даже забился, когда джинн снял с жаркого тела в самый неподходящий момент. Окинул диким мутным взором, да ноги поспешно пошире развел. Все равно будет по его, так что находясь во власти демона рогатого, подчиняться только мог.
Аппетиты извращенца краснокожего тоже явно возросли, так как плоть вздыбленная, твердая и горячая невероятно явно до горла достать пыталась. Больно становилось слишком, сладко необыкновенно, и задыхаясь от чувств противоречивых, Ирвин двигался и сам, крепко обняв спину широкую и руками, и ногами обхватил, где-то на пояснице ступни сомкнулись, так что вцепился словно клещ, крича не переставая, деваться не зная куда, но ни за что не отпуская сильное жаркое тело, прогибаясь, двигаясь в такт, сжимаясь изнутри как только можно было. Под конец пытки жуткой совсем Ирвин извелся, силы всякие потерял, едва чувств не лишился, а в заду развороченном хлюпало жарко, неприлично, да дыра внушительная образовалась, куда бы наверняка рука по локоть целиком поместилось безо всяких усилий. Стыдно на миг стало, когда пальцами потянулся, ощупывая пытающиеся сжаться края, покраснел еще сильней, губы прикусил, да вновь подставился, терпя уже когда внутрь что-то вообще неприлично здоровенное запихнут.
Задергался, закричал человеческий мальчишка не своим голосом, слишком уж не понравилось как изнутри непонятный предмет распирает, и не вытолкать его никак, но все равно пытался, на груди уже ерзая, приподнимаясь, опять елозя ягодицами скользкими и невольно еще глубже пропихивая, широко бедра раздвигая, да к языку гибкому, горячему поближе подвигаясь все. О, терпеть такое совсем сил не было… Сам вниз руками потянулся, то и дело оглаживая длинный язык пальцами, принялся кольца пытаться снять. Да так отчаянно, будто член оторвать собирался, крича во весь голос, продолжая возиться так, что пробка шевелилась внутри, причиняя все новые страдания. А короткие ногти плоть твердую царапали нещадно, да все вверх тянул, пытаясь кольцо проклятое стащить.

Никак не отступающее наваждение перетекало в сомнительное состояние между тьмой без сознания и шаткой ускользающей реальностью. Ирвин не помнил себя, но кричал также громко, пронзительно, да выгибался, как мог, выбивая из собственного тела все новые грани возможностей. И уж тем более не помнил всего из развратной ночи. Кажется, что он слишком уж расходился, буквально насилуя мальчонку, ничуть не уступая по жестокости рогатому демону вторгавшегося в него сверху. То было упоительное ощущение, от которого тьма только приближалось, а остальное и вовсе потом проскальзывало смутными урывками. Словно душу успел продать, и сам себе вообще не принадлежал.
Момент освобождения еще запомнился особенно ярко, а потом захлебываясь в вожделенных стонах, практически сразу провалился в спасительный глубокий сон. Где все продолжалось, радуя яркими картинками изощренных фантазий, где хозяином был только сам. А дракончик прекрасно ужился в роли раба, исполняя любые приказания. Так что и во сне Ирви то и дело тихо стонал, беспокойно ворочаясь, обнимая горячее мальчишеское тело, постоянно закидывая на него то руки, то ноги, и вообще всячески проявляя бессознательную привязанность.
На крик и ругань не последовало практически никакой реакции. Как валялся, так и валялся, вообще не желая разлеплять глаз, пригревшись на боку, и невольно потягиваясь только обратно за одеялом.
- Уйди ирод… Мы еще спим. – спрятав голову под подушку, Ирвин демонстративно засопел.
Тело отчаянно отзывалось на каждое движение. Болело там естественно все, и даже кости ломило от всяких акробатических номеров не раз проделанных ночью. Поспать бы еще несколько часов, вот тогда может и в ванную соизволит, и вообще хоть заплыв в ниагарском водопаде сделает. А пока спать и спать. Даже мечтать о побеге, и то сил никаких не нашлось. И сексом явно пересытился, желая сейчас отдыха в уютной постели большего всего на свете. Даже то, что грязным был, совсем не волновало. Докатился короче до прекрасной жизни в качестве унылого сонного растеньица.
- Иди отсюда. – тихо вякнул, переворачиваясь на бок, вздыхая, морщась, и закатывая глаза, покрепче подушку к голове прижимая.

Подниматься все равно пришлось, только чувствовал Ирвин себя до капли выжатым лимоном. И ни за что не хотел подчиняться, артачился, как только мог, обратно вытаскивая потерявшийся было норов, расходясь все больше, хотя сил на то никаких не было. Слуг, возомнивших, что с ним справиться могут и тщательно отмыть, человеческий детеныш почти с успехом раскидал, пока по запястью не царапнуло что-то острое, и тело внезапно стало абсолютно безвольным, как в памятный злосчастный день, когда полез на ворота в надежде что получится преодолеть высоченную ограду без последствий. Вот и сейчас обмяк в заботливых руках, проводя так все время, пока деловито начищали, вымывали все места, засовывая пальцы даже туда, куда вообще не стоило. Больно, еще раз больно, и опять больно. Но потом проклятый Тим не иначе как по милости великой все ж немного подлечил и основные повреждения исчезли, мышцы сократились, внутри все стало как и было, да и мозги вроде бы тоже вернулись на место.
Однако приодетый Ирвин был злой как собака и ненавидел собственную жизнь слишком сильно, чтобы можно было ее ценить и восторгаться. За последние дни самому себе было позволено непростительно многое, потому стоило немедленно прекращать безудержное веселье. Быть уютной подстилкой под рогатым демоном резко перехотелось и даже клятвы, произнесенные в момент горячих откровений, отныне считаться переставали. Внутри вновь образовался стальной стержень, а вокруг него плясали чертенята, способные самостоятельно понаставить рогов кому угодно. Надо было срочно со всем что-то делать и искать любой выход для достижения свободы.
  Недовольно, исподлобья зыркнув на мужчину, Ирви обнял двумя руками палку и уперся ей в дощатый пол. Серая неестественная кожа, длинные заостренные уши выдавали в чужаке очередного мутанта, которых вокруг развелось предостаточно, чтобы голова отъехала в мир иной, и можно было смело начинать жевать ближайший ковер.
- Я не собираюсь учиться. – спокойно отрезал, размахиваясь грозным орудием, отходя на шаг, подкидывая палку в воздухе и ловко ловя так же двумя вытянутыми руками, - Нашли идиота… Тебе надо, вот сам и развлекайся.
Поправив длинную льняную рубаху, мальчишка вновь подкинул палку вверх, и следя за траекторией, слегка скользнул в бок, вновь ловя, но уже одной рукой. Получше уперся в пол, соскользнув ладонью по гладкой поверхности уселся, скрестив ноги, не сводя колючего взгляда с серокожего.

Много обидного ушастый выдал, да и по хребту неплохо досталось. Как раз самое то, чтобы взбелениться и злость всю накопленную за долгие дни заточения выплеснуть. Ирвин и злился, только совсем не так как надо. Сидел, не шелохнувшись, палку все крепче обнимая изо всех сил сжатыми пальцами, будто бы пополам очень хотел сломить. Зубы тихо скрежетали, в глазах подростка и вовсе шальные огни будто бы загорелись. Дышал он часто, уши покраснели, да и на щеках румянец яркий проступил. Смех веселый особенно подстегнул не хуже кнута хлесткого, которым спину непослушного скота охаживать принято.
- Да пошел ты! – яростно выкрикнул, резко вскакивая, одним прыжком на ногах оказываясь.
Проворен все же мальчишка был, гибок, упрям и быстр предостаточно для того, чтоб в прошлой жизни неплохо так выживать уметь. Это только сейчас все к чертовым матерям катилось, только сейчас так не везло. А очутись обратно в Лондоне, так живо бы всем устроил. Обманчиво-близок родной мир, но нет туда более дороги. Вот может если колечко заветное найдет когда-нибудь у рогатого проклятого. Легок на помине рогатый объявился…
Обернувшись тяжело дыша, Ирвин совсем бесстрашно и яростно прямо в глаза красные уставился. Очередное упоминание о постели совсем взбесило неугомонного мальчишку. Так что не выдержал, заорал не своим голосом, и подняв палку высоко над головой, совсем уж отчаянно прямо на своего хозяина побежал. Желая отлупить так, чтобы живого места не осталось, чтобы вообще рухнул в страшных муках и долго корчился на полу. Позабыл Ирвин, что силы у гиганта краснокожего не меряно, как огнем он ловко владеет и веревки из пустого воздуха с легкостью вьет. Все равно набросился, матерясь на чем свет стоит, пытаясь ударить как можно сильней, да орудием своим страшным размахивая без устали, будто бы не весила палка ничего. Страшен Ирви в запале оказался, лицо от ярости перекосило, по скулам желваки вздутые ходили, вены все напряглись, и вопить он не переставал, будто бы умом тронулся.