Как то было дело, тонул в ванной стараниями горячо любимой мамочки. Вроде бы тогда разбил любимый цветочный горшок с корявым фикусом, и месть естественно оказалось жестокой, так что навсегда запомнил каково это - когда не хватает воздуха, перед глазами радужные круги вертятся, а грудную клетку и вовсе разрывает на части. Только подумать не мог, что придет момент и все повторится, да как причем… Ирви недолго упрямился, жить-то все равно очень даже хотелось, так что зубы быстренько разжал, судорожно пытаясь вздохнуть, тихо хрипя, закатывая помутневшие глазенки. И прыти у неугомонного ох как поубавилось. Язык медленно скользил по горячей твердой плоти, даже губы умудрялся сжимать, интуитивно следуя за своими потребностями, которые и вытолкать здоровенную штуковину стремились, и дышать все пытались нормально заставить, да не выходило ничего путного. Все равно задыхался, мелко вздрагивая, покорно раскрывая рот, даже в конце-концов расслабляя горло в надежде на чудо. Нет, чудес не происходило, и мучитель не отцепился, пока вдоволь не удовлетворил свои низменные потребности. По крайне мере очень хотелось в то верить. Что все, господин накушался и теперь потчевать будет. Хренушки, конечно же…
На постель рухнуло практически бесчувственное тело. Доведенное почти до удушья, слегка посиневшее, с задумчиво приоткрытым ртом и остановившимся мечтательным взором. Хотя, отрешенно валялся Ирвин очень недолго, быстро очухиваясь от прям вопиющего безобразия, творившегося где-то позади. Задергался, как-то жалобно, пронзительно вскрикивая, и тут же крепко вцепился двумя руками в покрывало, не зная куда деться, пытаясь и брыкаться, вытягиваясь, прогибаясь рыбкой, да совсем некстати широко разводя длинные ноги. Горячие прикосновения к возбужденному естеству так и вовсе окончательно отшвырнули все планки благоразумия, и Ирви начисто позабывал где находится и что именно происходит. Да, жгучий стыд покоя не давал, но его упорно отгоняло совсем другое, уверяя, что все правильно, так и надо, и если еще потерпеть немного, то…
- Хватит!!! – отчаянный вопль эхом прокатился по комнате.
Мальчишка забарахтался, невообразимо прогибая поясницу, выворачиваясь назад, ошалелым взглядом рассматривая всю прелесть происходящего в нужном ракурсе. Длинный гибкий темный язык ловко проникал внутрь, встречаясь с отчаянным сопротивлением. Замерев с приоткрытым ртом, продолжая неприлично пялиться, Ирви выгнулся еще сильней, и вовсе убирая одну ногу в сторону, изворачиваясь, пытаясь немного подобраться вверх, и тянясь всей пятерней к ягодицам, быстро впечатывая ладонь в лицо, да тут же прикрывая судорожно сжимающийся вход в задницу. Красным мальчишка был, словно индеец, вышедший на тропу войны, злым, испуганным, смущенным дальше некуда и до неприличия возбужденным.
С тихим стуком по столу покатилось оброненное яблоко, дракончик так и остался стоять, словно каменное изваяние, совершенно позабыв про упавшее недоеденное лакомство. Да, творившийся разврат был куда интересней вкусных фруктов, а сам зверек успел здорово возбудиться, откровенно наслаждаясь увиденным и отчаянно желая продолжения.

Ничего не стоило поддаться соблазнительной игре и окончательно сдать позиции, предоставив непослушное тело в полноправную власть. Но Ирви продолжал артачиться, совершенно не зная куда деваться и что делать. Вроде и вырваться давным-давно пора, а все никак, все с силами не собраться. Сцепив зубы, он прогибался, нервно вздрагивал и стремился сильней потереться о руку, терпеть совсем невозможно становилось, а горячие поцелуи так и вовсе способствовали окончательной потери головы, оставляя одного командира абсолютно над всем. Конечно, нет ничего проще, чем думать кое-каким местом. Хотя нет, лучше тут не думать совсем, иначе до настоящей беды недалеко. Хотя ни о каких бедах Ирви не задумывался. Итак по уши погряз в одном-единственном бедствии вселенских масштабов и выбраться никак не мог.
Очередной отчаянный вопль вырвался из глотки, когда здоровый палец без всяких церемоний ворвался в трепещущее жаркое место. Такого обращения мальчишка уже совсем стерпеть не мог, беспокойно крутясь, порываясь вырваться, вздымая вверх дрожащие бедра и одновременно пытаясь удобно повернуться, так чтобы не так больно было. А боль ничего такая оказалась, весьма неприятная. Не сильная особо, но гадкая, тянущая. Только просуществовала она лишь в первые ничтожные мгновения, пока палец не надавил на что-то, о существовании чего Ирви знать не знал. Тут же и взвыл, словно раненый зверь, до крови закусывая губу и откидывая лохматую голову назад, распластываясь всей нижней частью по одеялу, нелепо дергая ногами и все сильней сжимаясь изнутри. Вот теперь стало совсем невыносимо приятно и тошно одновременно. Даже стыд отступил, искры из глаз посыпались, мир куда-то поплыл, а сам того совершенно не осознавая принялся еще задом ловко двигать, насаживаясь на пальцы, тяжело, прерывисто дыша и все сильней закусывая нижнюю губу. Мышцы поддавались, отвратительное ощущение сменялось совершенно другим, и Ирви слепо следовал за нарастающим возбуждением, скатывающимся к такой первобытной похоти, что куда там теперь сопротивляться.
Он отвечал на все ускоряющийся темп, терзал нечастную губу до того, что горячая кровь потекла по подбородку, пачкая белые простыни. Выгнув спину, так чтоб было еще острей и удобней, мальчишка задергался, буквально вдалбливаясь в пальцы, сомкнутые на члене, и наконец достигая желанного, тут же прогибаясь обратно, выплескивая достаточно семени, глухо постанывая, до предела сжимаясь и обхватывая изо всех сил палец, словно пытаясь подольше задержать внутри, да совсем развратно двигая задом. О, все равно никак не отпускало и очень хотелось еще, пока покачивался на волнах сокрушительного оргазма, продолжая немыслимо изгибать податливое тело.

К величайшему сожалению жар возбуждения медленно утихал, и все возвращалось на свои места. Томно повыгибавшись напоследок, Ирви встрепенулся, поджимая пятую точку от хлесткого прикосновения ладони, и очнулся окончательно. Естественно не зная куда бежать и что делать. Произошедшее не то чтобы ошеломляло, оно ввергало в великий ужас. Получается, вполне мог обжиматься со всякими проходимцами, утопая в неконтролируемом разврате и диком желании. Да, именно так и получалось, факт. Не поспорить теперь даже. Но ведь совсем не такой!
Быстро слизнув с губы кровь, мальчишка отвернулся и потянул к себе простынь, поспешно прикрывая весь красноречивый стыд. Рубашку где-то потерял, да и толку-то от нее теперь. Внутри все зудит, побаливает, дергает, и очень хочется вновь посетить небольшое пространство за шторой. Подумать о смысле жизни, побить кувшины, и прочее, что под руку подвернется.
Никогда в жизни не был столь растерян, ошеломлен и даже перепуган. Да, прошлое в счет не шло и оказывается, нашлось место кое-чему и пострашнее разъяренной мамки. Ну да ладно, черт с ним со всем. Из вредности содрав с кровати простынь целиком, мальчишка полностью под ней и исчез, считая, что на том любые дальнейшие диалоги закончены. Вот, так гораздо спокойней стало. На время конечно, но все же.
Дракончик был наоборот слишком оживленным, прыгнул следом за пальцами, и улыбаясь во всю зубастую пасть потянулся лапками к яблочку.
- Даааа… Осень понравилось! – покивав с довольным видом, малыш слегка изогнул шею, посматривая на притаившегося Ирвина, - Нетс, не подпустит, - сбавив тон на тихий шепот, зверек дотянулся до уха джинна, - Осень испугался. Он смелый, но испугался. Не думал, что такой будет бояться такого пррриятного…
Конечно, зверек был в недоумении. Всем живым созданиям положено получать великое удовольствие от плотского наслаждения, и в том вообще нет ничего такого. Все равно, что есть вкусное красное яблоко, только оно еще намного вкуснее и гораздо приятнее.
- Странные людиски. Стррранные. – тихо повторив, дракончик снова принялся за недоеденное угощение, - Но такие сабавные порой.
Ирви не реагировал на слова, с явным облегчением погружаясь в себя, крепко обнимая подрагивающие плечи руками и прижимая острые колени к подбородку. Под простынью было хорошо. Никого не видно, относительно спокойно и даже вроде как чисто. Да, кровать следовало перестелить, самому отмыться, и снова попытаться найти возможность сбежать. Хоть по той страшенной лестнице, прямо к лестничному чудовищу. Теперь уже не страшно, вот теперь точно без разницы.

Недолгие моменты уединения явно пошли на пользу. Ирви даже почти успокоился, по крайне мере точно дрожать перестал. И еще удумал месть коварную выстроить, но вот в чем именно она заключаться будет, очень хороший вопрос, требующий еще долгих расчетов. Терпения на что-то долгое едва ли хватит. Да и унывать все равно особо не собирался. Ну, подумаешь, едва не переспал с рогатым, велика беда. Главное все вовремя закончилось, и каждый получил, в общем-то, то, что хотел. Вот только думать лишний раз не стоит, а то ведь сразу перед глазами здоровенный темный член всплывает, сплошь покрытый замысловатыми рисунками, горячий такой, твердый, словно нагретый солнцем камень. Содрогнувшись и нервно проведя языком по пересохшим губам, мальчишка резко вскинул голову, словно чувствуя очень знакомое пламенное присутствие рядом.
- Да какой я тебе малыш… - недовольно выдав, Ирви встрепенулся, сразу стремясь вырваться, чувствуя как по телу непрошенным гостем вновь дрожь начинает разгуливать.
И ведь совсем не от страха дрожит… От того видать бежать куда глаза глядят и хотелось. Влекло к этому гиганту краснокожему словно огроменным магнитом и ничего поделать не мог. Но ведь не признаваться теперь, и тем более, начистоту говорить.
- Там не ждут, зато здесь прям так и поджидают, - приподняв бровь, мальчишка внезапно улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы и лукаво прищуриваясь, - На досуге я подумаю, как бы незатратно сбежать во избежание повторения всяческих забавных игрищ. Спасибо, наелся по уши.
Путь домой явно был заказан и скучали по нему разве что парковые голуби. И даже не то чтобы по нему, а хлебным крошкам, которыми расточительно подкармливал в самые лучшие дни жизни. Конечно, чего уж лучше, когда хлебом с птичками можно делиться. А вот одежде очень искренне обрадовался. Быстро поднимаясь, схватывая все добро, поближе к себе подтягивая, и просовывая голову в ворот рубашки. Не рискуя пока нацеплять штаны, хотя очень хотелось прикрыться как можно быстрей.
- Кто-то горячую воду обещал…
Ирвин очень внимательно наблюдал за сборами, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. Взгляд был снова пытливым, лукавым, любопытным до крайности. Натура не позволяла долго заморачиваться по мелочам жизни, а проблемы решались по мере поступления.
- Ключ оставь, чтобы можно было уйти не попрощавшись. Мало ли погулять захочу, приключений там на все места поискать. Да и дракона выгуливать надобно. Он ведь нужду справлять на коврик у камина не будет.
Дракончик фыркнул, закатывая серебристые глаза. Глупый человеческий детеныш с легкостью решал все и за всех. И вообще напоминал неразумного зверька, чем человека. Но молодой еще, неопытный, такого учить и учить еще, воспитывать нещадно.
- Дай-ка обниму напоследок. – поднявшись, слегка прихрамывая, мрачно сводя брови к переносице, Ирви шагнул к джинну поближе и действительно цепко обнял, - Ой, горе то горе, не увидимся больше. Беда-то беда. На кого ж ты меня аспид рогатый оставишь!
Прощание явно затянулось, а вот коварный план со всего маха врезался острым коленом в область паха. Как раз дотянулся, вдарил от души, и тут же отпрыгнул назад. Пусть помнит, и если сейчас не испепелит, по стенке не размажет, то память-то останется хорошая такая. А к вечеру непременно найдет путь к спасению, к вечеру и след простынет.

Удивительно, но все произошло совсем не так, как хотелось. Ирви был обескуражен, смущен, недоуменно, вылупив ясные глаза, посматривая на заходившегося в припадке дикого хохота мужика. Словно тот вообще боли не чувствовал, и вообще заместо того, чтобы вдарить по самому чувствительному, так, легонько пощекотал. Только рассматривать и изумляться наверное не стоило, надо было ловить момент, пока он был. Но мальчишка промедлил, так что весьма быстро оказался в цепких руках, и в первую очередь пострадала лохматая шевелюра. А потом вновь все пошло наперекосяк под негодующие вопли и попытки вырваться. От спокойствия до падения в бездну один единственный шаг. Вот Ирви и рухнул вверх тормашками, ругаясь отчаянно, зло, ничуть не желая быть перемотанным словно пакет с рождественскими подарками. Так что всеми силами боролся, не желая и за действия разные отвечать тоже. Было очень обидно, неприятно, и главное крепко так, что и не рвануться лишний раз. Особенно когда самым извращенным гадким образом веревка врезалась прямо между ягодиц, надавливая так сильно, что глаза куда-то на лоб полезли. Перевязанный член пару раз умудрился дернуться, яички поджались, и Ирви отчаянно заизвивался, словно гусеница, попавшая под зоркий взгляд голодной птички.
- Так нечестно! – полный негодования крик сквозил великой обидой.
Действительно, чего честного измываться над слабым? Ведь и не сделал ничего такого. Так, пнул с размаха, сбежать грозился, а теперь вон значит как. Еще и извиняться придется, да мало того, позориться всего-то пару часов на виду у зверька и прислуги. Счастье то еще… Покраснев от жгучего стыда, Ирви снова завозился, пробуя на прочность крепкую веревку, пытаясь освободить руки, и стремясь хотя бы занять удобное положение, чтоб так сильно не давило. Но как-то совершенно не выходило, да мало того начинало отдавать горячими импульсами.
- А если тебя волки сожрут на улице?! Что мне тогда, целую вечность тут валяться? Да?!
О, мальчишка был полон гнева и даже сейчас ничуть не раскаивался в содеянном. Заботило только то как выглядит со стороны и что надо такого сотворить, дабы освободиться от накрепко сковывающей тело веревки.
Еще один зритель появился гораздо скорей, чем можно было представить. Вот тут уж Ирвин совсем запаниковал, беспокойно дергаясь, испепеляющим взглядом посматривая на своего мучителя. Лучше бы уж не уходил… А то теперь не ровен час. Но надежды не отправлялись.
Мерзкий карлик с невозмутимым видом занимался своими делами, ловко оттесняя в сторону, когда мешался, расправляя свежую простынь, застилая сверху новое такое же белоснежное одеяло вместе с покрывалом. Ирви мог только ругаться сквозь зубы, когда проворные пальцы по мере надобности перемещали в бок. Вскоре на постель запрыгнул дракончик, шумно принюхиваясь и улыбаясь во все острые зубки. Глаза зверька странно поблескивали, и он откровенно наслаждался беспомощным видом мальчишки, тихонько урча и прижимаясь боком к спине. Слуга вскоре закончил уборку, оставляя мальчика в компании с любопытным ящером. Тихо щелкнул ключ, поворачиваясь в замке, и Ирви наконец мог спокойно выдохнуть. Но не тут-то было, о спокойствии ни о каком речи не шло. Там где не так давно горячо пульсировало, теперь жгло, отдавая каким-то совсем низменным ощущением и желанием потереться обо что угодно. Благо никто не видел, так не без труда перевернулся на спину, возясь по постели, кусая припухшие, не зажившее губы и закатывая глаза от накативших примерзких чувств. И чем сильнее возился, тем сильней и хотелось, до того, что совсем невмоготу становилось. О нет, какой там час… Так долго терпеть ни за что не получится.
-Хоррросий, послусный… - тихо проворковав еще что-то непонятное, нежное такое и певучее, дракончик не сдержался и сам.
Объектом страстной любви зверек выбрал связанную ногу, в которую крепко вцепился и передними и задними лапками, быстро совершая весьма характерные движения, хлопая кожистыми крыльями и тихо порыкивая от великого удовольствия.
- Грязное животное! А ну прочь убирайся! Иди отсюда! Прибью же…
Но согнать не получалось, даже когда снова изворачивался, то на живот перекатываясь, то на бок. Дракончик не отставал, упрямо цепляясь за мальчишку, бессовестно пользуясь незавидным состоянием. Вскоре проливаясь липким семенем, пачкая голень, и переползая вверх, растягиваясь на спине оригинальным украшением.
- Сссладкий... – тихо шепнув в самое ухо, зверек мечтательно закатил глаза.
А все возбуждение сполна передалось Ирвину. Связь крепла, чувства становились единым целым, но мальчишка совершенно того не понимая, вскорости совсем беспокойно метался по кровати, прогибаясь мучительно, тяжело дыша, окончательно утопая в противоречивых чувствах и горячо мечтая о тех проклятых пальцах, вторгавшихся в неположенное место. Нет, так конечно же нельзя, и то было совершенно немыслимо. Но так хотелось, до дрожи прям…

Ирви успел изрядно вымотаться, а как сильно скучал, видно было прямиком в горящем ярким пламенем взгляде. В глазах мальчишки будто бы правда плескались зеленые огоньки, не имеющие к магии никакого отношения. И он заждался, теперь готовый на многое, лишь бы выпрямиться и наконец освободиться от крайне неудобной привязи. Все тело затекло, побаливало в разных местах и за столь жестокое обращение к тому же ужасно хотелось отомстить. Несмотря на то, что совсем недавно все мысли занимало совершенно другое. И самое главное, крылатый гаденыш наконец соизволил спрыгнуть со спины, где валялся пригревшись, вытянувшись во всю длину.
Умильно посматривая на огненного господина, дракончик перебрался поближе к столу. Он успел очень проголодаться, и теперь с любопытством принюхиваясь к соблазнительным ароматам, исходящим из пакета. Конечно же, заслужил, вон сколько времени хозяина своего неугомонного сторожил, так что лапка ловко выудила лакомство, и зверек с наслаждением занялся вкусненьким.
Сглотнув голодную слюну, мальчишка облизнул пересохшие губы и отвернулся. Есть тоже очень хотелось, но куда больше мучила жуткая жажда. Только это все в сравнение не шло с тем, что продолжал очень остро испытывать, сгорая от невыносимого, теперь ясно какого чувства.
- Соскучился, прям сил нет… - сил действительно особых не было, но вот шарахнулся от ножа весьма резво.
Мало ли ума хватит и пару росчерков красивых сделать и глотку перерезать между дел. Все равно не сбежать далеко, но рефлексы никто не отменял. Привязь стала посвободней, и тут же вытянулся, прогибая спину до треска в позвонках, тихо вздыхая и вновь возясь, пытаясь немного размять уставшие мышцы. То было невероятным наслаждением, естественно хотелось освободиться совсем, а потом долго валяться не шевелясь.
- Да, развяжи меня полностью, а там посмотрим. За что бы интересно прощения просить? – сделав вид, что совершенно ничего не понимает, и вообще невинен как ангелок с крылышками, Ирви сквозь зубы улыбнулся.
Тот видок у него еще был, красивый такой наверняка, не налюбуешься. И от пальцев попытался рвануться, да только помедлил, шумно вздыхая. Давить перестало, а прикосновения к горячему местечку, так и вовсе отдались целой россыпью удивительных ощущений. Но дальнейшее не понравилось нисколько. Ирвин вскрикнул, тихо, как-то совсем жалобно, разом теряя дух и скатываясь куда-то в бездну. Пролившееся внутрь прохладное нечто скользнуло дальше, растекаясь по стенкам, сразу начиная неприятно жечь, потом просто сильно согревать, словно все тепло тела концентрировалось теперь в одном месте.
Мальчишка задергался, бесконечно вздрагивая, выгибаясь и пытаясь ускакать прочь с постели. Адское зелье на юный организм подействовало практически сразу, попадая в кровь, разнося жар дальше и превращая все тело в невероятно чувствительную эрогенную зону. Настолько, что Ирвин едва не задохнулся, теперь уже совсем отчаянно стремясь избавиться от пут, вцепляясь острыми зубами в итак дальше некуда истерзанную губу, и впиваясь умоляющим взглядом в своего мучителя. Выворачиваясь то так, то эдак, срываясь на новые хриплые вскрики, и до полной невменяемости ужасаясь тому, что происходит. Неужели с ним? Нет, быть того не может…

- Доступны уличные девки в общественном сортире, а я как скала на самой вершине… Попробуй доберись, - хрипло выдавив бредовые мысли, Ирвин быстро стащил с себя очень мешающую рубашку.
Долго сведенные запястья неприятно ломило, но боль никак не могла пойти в сравнение с тем, что испытывал. А оно разгоралось все ярче и ярче, вспыхивая высоким пламенем от которого хотелось кричать, бесконечно дергаться, умолять взять без всяких уговоров и прелюдий. Покраснев словно переспевший помидор, мальчишка крепко сцепив зубы. Неприступная скала видать оказалась нестройным песочным творением каких-то криворуких китайцев.
Растерев руки, делая след от веревки совсем призывно ярким и четким, Ирви с вожделением уставился на здоровенный член. Пожалуй, он был единственным спасителем, и доставить удовольствие, сделать приятное, прямо таки святой долг, никак иначе. Ужасаясь тому, что настырно лезло в голову, мальчишка вновь заизвивался, не в силах совладать с телом, которое словно в конвульсиях то и дело начинало биться. Да, реакция была совсем неоднозначной, и настолько сильной, что готов был на стенку лезть, что угодно делать, лишь бы немного отпустило.
Стоило только горячим губам коснуться взведенного органа, так моментально с силой подмахнул бедрами, стремясь ворваться подальше в горячее пространство. Член отдавал сильной пульсацией, да и все тело реагировало слишком остро на малейшее прикосновения. А Ирвин очень уверенно перерастал из человека в какое-то там похотливое животное в весенне-осенний период гона и прочих прелестей, продиктованной работающей как часы системой размножения.
С тихим, мучительным стоном, полным сокровенного нереализованного желания, мальчишка набросился на маячившую перед глазами здоровую темную штуковину. Сразу заглатывая практически на всю длину, не обращая внимания на то, что не лезет, глотка отчаянно сопротивляется и стремиться вытолкать обратно. А, плевать… Плотно сомкнув губы, сглатывая и стараясь пропихать достоинство дальше, Ирви забавно зачмокал губами, впадая в совершенно невменяемое состояние, прикрывая помутневшие глаза и начиная размашисто двигать бедрами, упираясь ступней в постель, сильно прогибая поясницу. Тело быстро покрылось испариной, становилось невыносимо жарко и нестерпимо приятно одновременно.

Со стола с тихим звоном покатилась изящная фарфоровая чашка, в последний момент обвив хвостом тонкие бока, дракончик, слишком внимательно наблюдавший за творившим развратом, тихонько выдохнул. Чай он весь расплескал, но главное успел спасти ценное, и можно было дальше продолжать восседать на задних лапах и наслаждаться прелестным зрелищем. Мальчик оказался очень понятливым и сдался так быстро, что ни за чтобы никто не догадался, что всего-то пару часов назад страдал он после невинных ласк. А теперь вон как сам ловко ублажал здоровенный кол, с явным рудом, и не до конца помещающийся во рту. Приоткрыв клыкастую пасть, зверек сладко облизнулся. Хотел бы он, чтобы горячий язычок так же напористо прошелся пониже чешуйчатого брюшка. Да только лезть все равно не собирался, издали наслаждаясь искренним выражением самых глубоких чувств.
А Ирвин с огромным восторгом предавался чудовищному разврату. Натертые губы покраснели, сильно припухли, но насытиться никак не мог, все глубже заглатывая здорово увечившийся член, обласкивая по всей поверхности, с воодушевлением изучая темный ствол и обводя языком каждую набухшую венку. Он был прекрасен, прямо совершенен, и желанен настолько, что более ничего дрожавшего от возбуждения мальчишку не интересовало. Изрядно помутившийся рассудок рисовал в воображении откровенные, пошлые картины, где он вовсю предается жуткому разврату и от того хотелось все сильнее действительно осуществить нехитрые мечты.
Податливое, напряженное тело выгибалось, сдавленные стоны то и дело вырывались из занятой глотки, когда становилось совсем невозможно терпеть. Да и какого он должен терпеть?! Итак настрадался до невозможности.
Напористо заскользив крепко сжатыми губами по темному влажному стволу, Ирви прогнулся, выставляя судорожно сжимающийся анус навстречу горячему языку, широко раскрыл рот, совсем задыхаясь, и крутя бедрами, тихо вскрикнул, вновь смыкая губы, тихо постанывая от немыслимого наслаждения. Да все назад так и толкался, не выпуская из жаркого влажного плена твердое налитое достоинство, сильно надавливая ступней на плечо, поджимая пальцы на ногах и крутя задом совсем пошло и откровенно, безумно желая, чтобы язык вонзился еще глубже. Высоко задрав отведенную ногу, мальчишка выгнулся, не в силах совладать с беспокойным телом. Придержал член у основания, медленно отстраняясь, пробегаясь пальцами по скользкой гладкой поверхности, жадно целую головку, обводя ее языком и умоляюще посматривая вниз. Одного взгляда наверняка было недостаточно. Так что Ирви резко перекатился на бок, забывая о важном деле, которым только что с упоением занимался, встал на четвереньки и прогнул спину, выставляя вверх ягодицы, широко разводя бедра и прогибаясь еще ниже, призывно демонстрируя пульсирующее отверстие.
- Хочу… - хрипло, с трудом шепнул, изворачиваясь, оглядывая назад.
О, как же сильно хотелось… Настолько, что готов был на что угодно согласиться, что угодно отдать, лишь бы ощутить внутри эту огромную горячую штуковину. Прижавшись вздымающейся грудью к покрывало, мальчик подполз ближе, соблазнительно повел ягодицами и сам скользнул пальцами между половинок, поглаживая немного раскрывшийся анус. Ох, как жарко там было, отдавало бешеной пульсацией, неприятно дергало, порождая дичайшее возбуждение в первозданном виде.
- Очень хочу.

В последний момент по сознанию прокатился тусклый отблеск страха, но тут же исчез, растворяясь в нестерпимом вожделении. Мальчик не мог соображать здраво, даже не отдавал себе отчета в том, что именно происходит, вот только хотелось действительно дико и неважно какой ценой. Он прогнулся лишь сильнее, когда твердая плоть начала скользить по разгоряченной коже, причиняя немыслимые нереализованные страдания. И если бы пальцы не впились в бедра, то наверняка бы сам набросился в попытках оседлать такой желанный член.
Когда же терпеть более не представлялось возможным, и тихо поскуливал от ясно какого желания, жаркая плоть медленно начала проникать в выгнувшееся дугой тело. То мигом разрушило слишком многое, Ирвин вскрикнул, выгнулся и вовсе до предела, теперь действительно задыхаясь, тяжело дыша, вздымая грудную клетку и рефлекторно стремясь рвануться в сторону. Было больно, слишком больно, настолько, что забывал дышать, до знакомых кругов перед глазами и пошатнувшегося пространства. Организм отчаянно сопротивлялся, сжимаясь так, как только мог, причиняя еще боле сильные незабываемые ощущения. Настолько, что даже несколько протрезвел, паникуя и беспокойно водя бедрами, вздрагивая, срываясь на тихие вскрики вновь.
Надо было немного раскрыться, расставить пошире ноги и может быть тогда мучения хоть немного сгладятся. Все это проделал на интуитивном уровне, в конце-концов вновь прогибая поясницу и тычась все еще твердым членом в ласкающую ладонь. Боль не желала отступать, расцветая алым огненным цветком. Ирвин дрожал, то и дело пронзительно вскрикивая, широко раскрытыми глазами посматривая куда-то в пустоту и ничего не видя перед собой. Да язык здорово умудрился прикусить, но той боли попросту не замечал, и взмок весь настолько, что выжимать можно было.
Расслабиться не выходило, неумолимого захватчика со всех сторон сжимали сокращающиеся мышцы. А вот боль постепенно растворялось в накатившей с новой силой похоти, горячем, прямо пламенном желании. Медленно, постепенно он и сам подавался назад, одновременно вытягивая руки, цепляясь скрюченными пальцами за простынь, прикусывая белоснежную ткань.  Из глаз крупным градом сыпались слезы, а с тем поделать совершенно ничего не мог, боль все же совершенно нешуточной оказалась, перекрывая на долгие мгновения абсолютно все. Но как же жарко становилось, как невообразимо горячо, когда твердая поверхность прошлась по сладостной точке внутри. И тут же дернулся вверх, отзывчиво реагируя, подставляясь.

Мальчишка умел терпеть, прекрасно знал что такое боль и какой именно бывает. Но сейчас не сдерживался на полном выражении чувств, то и дело вскрикивая, прогибаясь так, что тело срабатывало на пределе возможностей. Он всеми силами старался переместиться без разницы куда, лишь бы немного отпустило, несколько раз даже пытался брыкаться, как строптивый жеребенок, но ничего толком не выходило. Все равно распаленный кол неумолимо двигался внутри, с каждым разом ломая сопротивление и вдалбливаясь все глубже. И глаза на лоб лезли все выше, и даже кричать забывал, только тихо, хрипло постанывая и терзая зубами простынь.
Терпеть то было невозможно, в конце-концов Ирвин распластался по постели, широко разводя ноги, стремясь закинуть ступни на бедра неугомонного джинна. Вот зачем ему такое большое? Не влезает, мучает так, что выть в полный голос хочется. Но держался, возясь, извиваясь, стремясь как можно удобней вывернуться, до тех пор, пока напряженный член не ворвался целиком, окончательно ломая преграды, и судя по ощущениям, вбиваясь по самое горло. Тогда закричал во весь голос, выгибаясь, вздрагивая так сильно, что зуб на зуб не попадал.
Горячим мальчик был невероятно, отзывчивым и голосистым, пока дыхание не перебило, и вопль сменился протяжными стонами. Странно наркотик действовал, и будто бы благодаря тому, что член вбился на всю длину, разгоняя остатки средства дальше, вновь подчистую забрал в свою власть. Распаляясь, забывая про то, как больно и тесно, словно вот-вот порвется все что можно, Ирви медленно, плавно прогнулся, немного на согнутых локтях подаваясь вперед, потом скользя назад, чувствуя как поверхность здоровенного раскаленного естества проходится по набухшему бугорку, и теряясь в этих сумасшедших ощущениях совершенно. Становилось слишком горячо и приятно, а боль никуда не девалась, она словно только сильней концентрировалась, но то теряло должное значение.
Запрокинув голову назад, тяжело, шумно вздыхая, мальчишка заерзал, покручивая ягодицами, вскидывая вверх бедра, сгибая широко разведенные ноги в коленях. Раскрываясь тем самым полностью, растягивая постепенно поддающиеся мышцы, и краем глаза наблюдая за тем, как огромный кол исчезает все глубже, грозя разорвать на части. Завораживающее зрелище подтолкнула к гораздо более смелым действиям. Он задвигался горячо и сильно, то выгибая поясницу, то тут же прогибаясь и стремясь куда-то вниз вновь.

Ирвин привыкал получать удовольствие и из боли, вскоре начиная весьма смело подаваться навстречу, двигаясь в одном ритме, и даже то и дело нетерпеливо вскидываясь. Хотелось еще сильней, глубже, хотя глубже некуда было. И устал он куда быстрей, теряясь в немыслимом, странном извращенном удовольствии, когда и терпеть невозможно, и окончания нисколько не хочется. Так что мальчишка срывался на крики, болезненно выгибался, сжимался до предела, без возможности контролировать спазмы отчаянно сопротивляющегося тела, все еще стремящегося вытолкать захватчика. О, он был готов на многое, на все на свете, лишь бы хотя бы немного стало легче, и наконец начался распутываться тугой клубок переплетенных чувств, желаний и неприличных потребностей.
- Хозяин, мой хозяин… Только ты! – пронзительный вопль, последующие за ним громкие похотливые стоны, и в который раз тело выгнулось дугой, да тут же задергался, отвечая, потом замирая без сил и только умоляющими криками реагируя на безжалостные движения, - Твой!
О, как же было тяжело дышать, невозможно просто. Напрочь позабывшись, Ирви метался, поджимал живот, чувствуя как там, в глубине вовсю таранит внутренности налитой пульсирующий кол и он вертится на нем, все никак слезть не может, да и не хочет ничуть выпускать, наслаждаясь сладким бессилием, дикой усталостью и совершенно неконтролируемой похотью.
Рука легла на тощую шею вовсе будто бы стальными оковами. Перебивая дыхание окончательно, так что мальчишка недолго трепыхался, стремясь освободиться, цепляясь слабыми пальцами и тихо хрипя. Глаза все равно закатились, а сам обмяк, теперь действительно расслабляясь полностью, оставаясь на тонкой гранью между сознанием и глубокой тьмой. Да чувствуя все настолько остро, что теперь хотелось кричать в полный голос от сумасшедшего удовольствия. Было горячо, невероятно горячо, желанно и приятно.
- Твой... Весь, - то ли хрип, то ли вздох судорожный, посиневшие губы с трудом приоткрылись.
А потом Ирвин выгнулся, проливаясь семенем от простых движений крепко сомкнутых пальцев. Вскоре после сокрушительного удовольствия, повлекшего за собой бесконечную слабость, чувствуя как глубоко разливается обжигающе-горячее, становится совсем скользко, влажно и нескончаемо приятно. Сам плыл куда то по течению, раскинув руки, пребывая в совершенно расслабленном состоянии, усталый настолько, как никогда в жизни не уставал. Не в силах даже шевельнуться, только прикрывая тяжеленные веки, бессвязно что-то шепча и желая подольше отдохнуть. Неважно, что будет потом, неважно даже что будет сейчас, все равно стал бесполезным, окончательно измотавшись.

Горячее возбуждение, в которым готов был что угодно творить, жарко отвечая, сменялось отвратительной апатией, растекаясь по телу безвольной слабостью. Теперь Ирвину все равно было что произойдет дальше, как именно его еще удумают взять, да хоть наизнанку вывернут, и то даже не шелохнется. Наверное, требовался долгий отдых, а действие наркотика закончилось, напоминая какой он на самом деле. Жалкий, растерянный, дезориентированный совершенно. Тут уж можно было на шее хоть колючую проволоку обмотать, не то, что ошейник. И то бы и другое воспринял с одинаковым пофигизмом. 
Теперь тонкую шею украшала мягкая кожаная полоска, указывающая на принадлежность к определенному хозяину. Беспородного питомца хозяин себе завел, не повезло явно. Отмыл от блох, отогрел, разогрел, хорошенько позабавился, да и сам неплохо провел время. Настолько, что аж ног не чувствует, и все что пониже спины превратилось в единую пульсирующую, дико болезненную точку. По бедрам беспрепятственно сперма стекла, внутри тоже ее порядком осталось и по-хорошему надо отмыться полностью, да не хочется нисколько. Вообще ничего не надо, лишь бы позволили вот так валяться и пялиться отсутствующим взглядом в потолок. Нет, он ничуть не жалел, не о чем тут жалеть было. Ну, так получилось и понравилось ведь не только краснокожему монстру.
Дракончик все так же сидел на столе, растянув зубастую пасть в очаровательной улыбке. О, ему тоже очень очень все понравилось и насладился фееричным зрелищем сполна. Редко бы кто мог так горячо отвечать как этот хрупкий мальчик, никогда не знавший секса, да мало того отчаянно отрицавший его существование. А тут почти весь свой потенциал и раскрыл.
- И я поеду ф госссти… - тихонько протянув, зверь спрыгнул на пол, с самым довольным видом принимаясь расхаживать по ковру у камина.
Ирвин же никуда не собирался, продолжая безучастно валяясь, не собираясь ни на кого смотреть. Чай он тоже не желал, хотя и не пил за день, и ведь было время, что жажда отчаянно мучила. А сейчас нет, повыше голову вскинул, отвернулся от чашки.
- Ишь заботливый то какой… Не хочу. Получше разве что в гробу теперь будет. – сверкнув глазами, Ирви взгляд кое-как на темном лице сфокусировал, пристально посматривая, недовольно, - Понравилось тебе? Мне так не особо. На четвереньках теперь даже ползать не смогу, все что можно и нельзя отбил.
О нет, рыдать над потерянной невинностью мальчишка вообще не собирался. И если не шевелиться лишний раз, не пытаться подняться, то не так в принципе и больно, привыкнуть можно. Зажило бы оно все побыстрее, а то ведь если опять ирод окаянный полезет, так все тогда, боли такой выдержать точно не сможет. Содрогнувшись от мысли, что по живому туда снова полезть можно, он поежился, покрываясь мурашками и роняя голову обратно на подушку.
- Вот и таскай меня теперь на руках как принцессу.

Пришлось пить, и только когда морщась сделал первый глоток, понял как на самом деле хотелось этого чая, поданного из проклятущих рук. Осушив чашку полностью, Ирви недовольно поморщился, явно приходя в себя и обрастая привычными колючками. Возиться с ним никто особо не собирался, и то в принципе было хорошо. А то бы еще сильней вдарило по самолюбию и загнало туда, откуда совсем не просто выбраться. И тут как обычно сам себе начальник, даже несмотря на то, что ошейник болтается и недавно с упоением орал кому на самом деле принадлежит. Да ладно, все меняется. Он был очень изменчивый, как ветер прям. Неугомонный, живой и местами очень сильный. Главное собраться, лишний раз перетерпеть и попытаться найти выход. Вот как раз во время прогулки до гостей выход непременно найтись и должен. Только как, когда с кровати даже ни за что не сползти. Перекатившись на бок, Ирвин тихо, протяжно застонал, крепко жмурясь, закусывая губы и перебираясь обратно на живот. Ох, как же там больно было… Грязно, больно, отвратительно.
- А тут прям нужен так, что впору утопиться в ближайшей луже.
Близость оказалась слишком пугающей, и в то же время невероятно соблазнительной. Вытянув шею, мальчик в мимолетном порыве мазнул горячими губами по щеке склонившегося джинна. Вздрагивая уже совсем не от страха.
- Так что давай, отправляй прям сейчас. Если совести нет, конечно. А у тебя ее явно быть не может. Это ж надо, попользовался, так вышвырнуть теперь лишил? Вот уж нет, так просто от меня не отделаешься.
Язык заводил куда-то в далекие дали, не особо-то соображая, что именно несет, Ирви густо покраснел. Нет, вешаться на шею точно не собирался.
Зверек в отличии от некоторых был на редкость послушным, невероятно довольным, прямо светящимся от радости. Конечно, редко кому везет на благосклонность от такого щедрого, богатого господина. Вот теперь можно зажить припеваючи и не думать совершенно ни о чем.
В ванную все же очень хотелось, и ради того стоило вновь попытаться оказаться на двух ногах. Старался изо всех сил, но попытки закончились на отчаянном вое. Как раз дверь в тот момент приоткрылась, Ирви замер, не желая больше вообще шевелиться, и только слишком внимательно слушал. Полтора часа они предавались чудовищному разврату и от воспоминаний передергивало. Не все уместилось в памяти, только главное осталось – отдавался с не меньшим восторгом, чем сейчас прыгал дракончик, радуясь скорой поездки без разницы куда.
- Сам спущусь, не переживай. Не хочешь ты меня на руках таскать, все какие-то ремни с наручниками подарить пытаешься.
Ох, как сложно было собраться, чтобы еще один раз попытаться преодолеть самого себя. Сцепив зубы до противного скрежета, Ирви скатился с уютной постели. Рухнул на пол, пребольно ударяясь грудью, уперся локтями и пополз, волоча за собой заднюю часть тела, с самым что ни на есть страдальческим выражением на лице.
- А пусть все смотрят. Пусть знают, как относишься к своим любовникам. Пусть тебе рогатому стыдно будет.

На руках как-то стало спокойней и надежней. Повозившись немного, Ирви весьма удобно расположился, и притих, растерянно хлопая глазами с удивительно длинными белесыми ресницами. На позор-то все равно и мало ли кто чего подумает, а вот то, что ступеньки носом пересчитать можно, так о том не подумал. А наверное стоило бы.
- Волшебная горячая ванна… Мечта, да и только. – шумно вздохнув, мальчишка замер.
Неугомонного зверька как всегда упрашивать не пришлось, по первому же зову дракончик оказался на плече, цепляясь когтистыми лапками за халат, посматривая свысока на бедного страдальца. Хотя сострадания малыш никакого не испытывал, искренне не понимая как же может быть так больно от вполне естественных отношений. В людях зверь разбирался плохо и все мерил только на сородичей, приспособленных для выражения любви любыми способами.
За дверью их ждали явно не фанаты и поклонники… Ирви не разделял общего восторга, сердито зыркая по сторонам прямо-таки горящим взглядом, то и дело сильно дергаясь и искренне желая высказать всем что на самом деле думает об этом сборище. Но прикусывал язык, с опаской пялясь на местных красавцев и красавиц. Похоже его мучителя здесь слишком хорошо знали… За какие же грехи на голову такое упало? Чем вот провинился перед богами или еще перед кем свыше?
- Черти полосатые…
На лестнице мальчишка затих снова, не желая считать ребрами или еще чем высокие ступени. И до купален был на удивление спокоен. О, прикосновение воды сначала вроде бы подарило наслаждение, а когда мокрое дотянулось до отчаянно болевшей точки, так с огромным трудом подавил болезненный вопль, морщась, тихонько ноя и закатывая глаза.
- Сам все сделаю, сам… Ой, не лезь туда! – пальцы и вовсе будто бы в глубокой ране, изрядно присыпанной перцем, утонули, - Прекрати сейчас же.
Шипя сквозь сжатые зубы, Ирви выгнулся, готовый отбросить всю спесь, гордость, своеволие, и разрыдаться в полный голос как раскисшая девчонка. Неужто и правда решил все повторить? Неужто действительно было мало?
- Я сдохну… - жалобно пригрозил, откидываясь назад, упираясь острыми лопатками в грудь.
И ныряя ладонью под воду, безошибочно нащупывая основание ненасытного мужского естества. Да вторую руку тоже за спину завел, обнимая пальцами ствол, медленно поглаживая, совсем глупо надеясь таким образом утихомирить.  От горячей воды действительно становились легче, так что и ноги даже пошире раздвинул, чтобы тепло беспрепятственно скользнуло в сжимающееся место, успокаивая боль и очищая внутренности. Пальцы ловко скользили по члену, сердце отчаянно колотилось в груди при мысли, что все может повториться, а тогда будет в любом случае очень и очень больно. Обняв бедрами колени, Ирви прогнулся, поворачивая голову и медленно целуя жаркие губы, проводя языком, ловя ртом нижнюю, и осторожно, медленно лаская, посасывая, покуда как пальцы сжимались сильнее, продолжая оплетать, наглаживать крепнувшее достоинство.