Хочешь жить — умей вертеться. По истечению месяца пребывания в Войле Адам сполна проникся этим девизом: договорившись Рифатом, он все последующие дни всячески ему помогал и располагал работоспособностью к себе, тем самым находясь в благосклонности у управляющего борделя; Риду было важно прежде всего не оказаться в одном ряде с прочими шлюхами, не попадаться на глаза потенциальным клиентам и активно прикидываться чем-то вроде помощника администратора. Он мог даже сказать, что такое положение дел его устраивало, поскольку крышей над головой и пищей его обеспечивали сполна, да и за прошедший месяц никто его не тронул.

Очередной день выдался на редкость спокойным, без лишних хлопот. Фиолетовый бордель предоставлял услуги малолетних проституток, к которым намеренно ошибочно отнесли и Адама, позволяя ему избежать менее комфортной роли уже совершеннолетней шлюхи. Ему особенно нужно было следить за буйными подростками, остерегая их от вылазок на улицу, где всякая тварь могла либо сожрать, либо изнасиловать ребенка, но сегодня дети были удивительно адекватными, не норовили нарушать правила. Адам на первых порах не мог поверить, что кто-то может позволять себе такую дикость — использовать для удовлетворения своих плотских утех детей, — но затем... привык.

Человек привыкает ко всему, если хочет выжить. А Рид очень хотел жить. Пересекая коридор, он бросил взгляд в сторону, вглядываясь в заснеженную улицу за окном — он безумно соскучился за теплом и яркими лучами солнца. С виду смирившийся со сложившимися обстоятельствами, Адам по-прежнему хотел найти способ вернуться домой... И так задумался над ситуацией, что не сразу заметил человека (человека ли?) напротив — к счастью, расстояние между ними было в несколько метров, потому Рид избежал столкновения, поспешил опустить взгляд и пройти мимо, лишь бы скрыться с чужих глаз. Лишнее внимание ему было ни к чему.

Отредактировано Adam Reed (2015-07-08 14:36:38)

Рид прошел мимо и о том высоком человеке думать забыл — тот его не окликнул, внимания вроде бы не обратил, потому беспокоиться было не о чем. Адам мысленно себя одернул, впредь пообещав быть осторожнее — сегодня, может быть, ему повезло, но завтра он мог столкнуться с существом агрессивнее и не таким безразличным к пробегающим мимо шлюхам. Адам проверил несколько комнат, убедившись, что подростки на месте и дожидаются своих клиентов, а не пытаются, как было на прошлой неделе, вылезти через окно и спастись путем приземления с третьего этажа на твердый асфальт.

Он почуял неладное, когда к нему подошел один из персонала, провел в комнату хозяина борделя. Здесь Адам никогда не бывал и старался даже шагать тихо — с владельцем заведения он не пересекался, но, видя, с какой смесью страха и обожания говорит о нем Рифат, возможной встречи всячески избегал и опасался. Теперь же его провели прямо в кабинет, не оставляя надежды ускользнуть. Заходя в помещение, он еще пытался судорожно вспомнить, что сделал не так, когда увидел того самого человека, что встретил сегодня в коридоре, — только теперь он вальяжно сидел в кресле, а на столе рядом лежала знакомая Адаму на вид бумага.

Глубоко вздохнув, юноша замер, сцепив пальцы в замок. Взгляд его уперся в пол, сосредоточенный. Месяц жизни в Войле научил его не ожидать ничего хорошего, но какая-то часть внутри него все же надеялась, что все обойдется. Напряженный, он вслушивался в слова владельца борделя, объявившего, что это его, Рида, новый хозяин. Сердце пропустило удар — на мгновение лицо Адама исказилось от смеси разочарования, страха перед неизвестностью и отвращением к своей новой жизни, он прикрыл глаза на несколько секунд, приходя в себя, сильнее сжимая пальцы в замок.

Подняв голову, он посмотрел чужаку в глаза — на этот раз лицо хоть и выражало напряжение, но эмоции сдерживались; во взгляде смешались мученическая решимость и затухающая надежда на лучшее. Адам ничего не произнес — расправив плечи, дожидался окончательного вердикта. Перед его глазами был незнакомец и неизвестность, вновь его до дрожи в коленях пугавшая.

Чужак прошел мимо него, вышел из кабинета — Адам вынужден был последовать за ним. В последний раз оглянул он комнату: владелец борделя уже не обращал на них внимания, сгребая золотые монеты, и Рид невольно подметил, что стопка не самая внушительная на вид. Идя по коридору за новым хозяином своей жизни, юноша боролся с глупым желанием рвануть прочь и последовать примеру тех же детей, пробовавших сбежать через окно — может быть, действительно проще переломать себе все кости и умереть от кровоизлияния в мозг, чем прогибаться под незнакомца и удовлетворять все его желания?

Адама передернуло — меньше всего ему хотелось думать, что его ожидает. Мысль о самоубийстве он откинул — сиюминутное желание, вызванное отчаянием, но не более. Смотря в спину существу, его купившему, Рид задался вопросом, как тот мог решиться на покупку товара, увиденного лишь мельком в коридоре: Адам не располагал ни красотой, ни талантами, ни иными отличительными чертами, старался не привлекать к себе внимания — и умудрился ровно через месяц обрести хозяина. Бордель прощался с ним тишиной коридоров — лишь перед выходом на него накинули старое дешевое пальто, чтобы уберечь от холода на улице.

Адам глубоко вдохнул свежий морозный воздух, щуря серые глаза — к карете он прошел практически вслепую, будучи отвыкшим от дневного света. Забрался туда и сел, кутаясь в пальто, чувствуя на себе взгляд человека — по крайней мере, лишь с виду, но Рид не представлял, с кем на самом деле имеет дело. Юноша уставился в окно кареты, ища спасение в городских улочках, но его отвлекли от созерцания мнимой свободы через стекло — чужие пальцы коснулись его лица, повернули к себе, и Адам замер, напряженный, чувствуя, как его разглядывают и оценивают.

— Люди... — начал было он, но дыхание перехватило, когда чужие губы коснулись шеи — нарушение личного пространства Адам не любил, в борделе его не трогали — точнее, не успели, — и теперь приходилось мириться с тем, как легко мог касаться его... джинн? Рид моргнул, переваривая полученную информацию, тихо кашлянул в кулак и продолжил, когда мужчина от него отстранился, невольно уже сам разглядывая его в поисках чего-то, что могло выдать его истинную сущность. — Люди из золотой клетки не вырываются.

Он по привычке сцепил пальцы в замок и закусил губу, обдумывая все.

— Я могу задать несколько вопросов? — наконец, осторожно подал он голос. Новоиспеченный хозяин выглядел вроде бы адекватным — возможно, Адам сможет выкрутиться и из этой ситуации, найти какую-то выгоду для себя.

Отредактировано Adam Reed (2015-07-08 16:31:42)

— Каковы мои обязанности? — начал Адам с банального, но очевидно требующего разъяснения. Это было не самое приятное, но нужно было услышать сразу и прямо в лицо, что от него ожидается и что от него будут требовать. Пока что Рид не знал, как подступиться к джинну, как заслужить его доверие, но, по крайней мере, тот четко обозначил, что повиновение — ключ к хорошей жизни. Адам не хотел наглеть в глазах того, кто запросто мог его изнасиловать и/или выпотрошить, но он должен был хотя бы косвенным образом повлиять на те условия, в которых будет проживать.

— Я не знаком с этим миром, но хотел бы его изучить, — продолжил он, наблюдая за тем, как курит джинн; тон его непроизвольно стал еще тише, весь вид выражал осторожность. Для коренных жителей Войлы магия была совершенно обыденным делом, но Рид в каждой мелочи находил необъяснимое и невероятное чудо — вряд ли он привыкнет когда-нибудь к такому, да и голову не покидала мысль, что с такими способностями эти все твари могли запросто заполонить Землю и покорить человечество... вот только этого не сделали, предпочитая воровать отдельных представителей и делать их своими рабами. — Хотя бы со временем... мог бы я получить доступ к литературе? — он метнул взгляд в окно, глядя на постройки, чем-то удивительно схожие в архитектуре с европейскими городами вековой давности. — Вы поставляете сюда нас, используя исключительно тело. Наш разум, — он взглянул на мужчину и коснулся кончиками пальцев своего виска. — имеет куда больший потенциал.

Адам смолк, решив, что пока достаточно наговорил. Джинну есть, на что ответить и что рассказать, и Рид мог на первых порах не грузить себя огромными объемами информации — еще следовало обжиться на новом месте, войти в новый ритм жизни, все обдумать. Юноша более или менее отошел от стресса — точнее, абстрагировался от него — и мозг его напряженно работал, анализировал каждую деталь.

Адам лишь мог наблюдать за тем, что говорит и делает джинн, — на ситуацию юноша повлиять никак не мог, но мозгов у него хватало, чтобы ярого сопротивления не оказывать. Его притянули за ворот одежды — Рид вдохнул дым сигареты и вдруг осознал, насколько остро ему хочется курить. В борделе он мог стрельнуть какие-то дешевенькие сигареты, но удавалось это редко, да и удовольствия от того, что ему перепадало, Адам получал мало. Джинн его поцеловал два раза — два раза Адам сидел, не шелохнувшись, не отвечая на поцелуи, но и не пробуя вырваться.

Существо вело себя спокойно, уверенно, знало, что никуда раб не денется; изучало его, человека, утоляло своей интерес — и он вдруг подумал, а будет ли это любопытство вечно? И не вышвырнут его обратно в бордель, если он надоест? Условия его проживания обещали быть неплохими — лучше, чем в том заведении — и Адам уже был сам заинтересован, чтобы максимально долго оставаться под покровительством джинна, тем более, когда он согласился дать доступ к библиотеке.

Адам прищурился, когда резкий свет, отражающийся от снега, проник в кабинку кареты. Затем опустил взгляд, пальцами вцепившись в обивку сидения — напряженный, скованный, он пытался осознать до конца всю ситуацию, в которую его угораздило попасть. Месяц в борделе прошел без приключений — один случай изменил все. Сейчас его просто поставили перед фактом — прогибайся, будь шлюхой, будь покорным. Циничная прагматичность, пустившая свои корни в юношу за время, проведенное в Войле, вынуждала его согласиться со словами вынужденного хозяина.

Джинн предлагал хорошие условия для существования, давал возможность изучить этот мир, давал доступ к книгам — ценнейшему источнику знаний. В этот раз Адам не смог провернуть то, что удалось ему сделать в разговоре с Рифатом — сейчас Рид не смог воспользоваться своим потенциалом, своим умом, изменить намерения Максемиллана.

— Понял, — выдавил он из себя, тихо и хрипло. Взгляда Адам не поднимал. Может быть, умом он понимал, что если он хочет выжить, ему придется вертеть еще и задницей, но все в нем замерло, сжалось от отвращения, рефлекторного омерзения. Он не мог заставить себя даже представить такую ситуацию, поставить себя в такое положение. Слишком унизительно, беспомощно. Юноша прикрыл глаза, сжал челюсти. Отвратительно.

Рид злился, но не смел перечить. Он так и просидел с закрытыми глазами до конца поездки, обдумывая услышанное. А что он знал о самом хозяине, кроме его расы и имени? Джинны, какими он помнил их прямиком из сказок и легенд, казались ему существами могущественными, способными на все. Тогда тем более не было смысла сопротивляться — кажется, одним щелчком пальца мужчина напротив мог стереть человека с лица земли. Внутри Адама нарастало противоречие: с одной стороны, понимание своей беспомощности, а с другой — отказ принимать безвыходность ситуации.

Новый дом — ближайшее время Адам проведет именно здесь. Хоть на улице и было холодно, но он прошелся до входа медленнее, чем полагалось, глубоко вдыхая свежий воздух и просто наслаждаясь небом над головой — неизвестно, когда в следующий раз удастся вот так побывать на улице. Но двери за ними закрылись — и юноша почувствовал, как пробегают по коже мурашки от окружившего его теплого воздуха. Он сделал несколько шагов вперед, вертя головой и осматриваясь, но затем замер, сообразив, что сейчас натопчет грязной обувью, занесет снег. Джинн, едва зайдя, бросил ему несколько коротких, сухих фраз, похожих больше на инструкцию, и тут же вновь вышел — Адам лишь растерянно моргнул, разулся да снял с себя подаренное пальто, нервно сжимая его в руках. Услышав голос позади, он обернулся, встречаясь взглядом с незнакомой женщиной.

— Как мне к вам обращаться? — поинтересовался он, чувствуя неловкость. Перед ним была еще одна слуга джинна, которой явно не впервой было вот так приветствовать рабов своего хозяина, показывать и объяснять им все. Он оставил пальто в ближайшем кресле, по привычке аккуратно его сложив и прошелся вместе с женщиной по коридору, разрываясь между осмотром помещений, вопросами в голове и информацией, что давала ему экономка.

— Адам, — представился он, уголки губ дрогнули в слабой улыбке — ему импонировало спокойствие женщины, как раз подобное обращение было ему сейчас необходимо. Не напористое, не агрессивное, не грубое — но сдержанное, нейтральное, чтобы самому прийти в себя и разобраться с накопленными мыслями в голове. Она провела его по дому — весьма дорого обставленному, причем в той старинной манере, с которой Рид был знаком разве что по фотографиям и рисункам прошлых веков. Словно переместился в прошлое — только в качестве раба.

Проходя мимо кухни, Адам с трудом сглотнул подступивший к горлу комок — в борделе пища давалась хоть и регулярно, но в скудных порциях, а запахи, витавшие в помещении, обещали роскошный прием пищи. Библиотека привела его в восторг — Рид уже представил, сколько литературы изучит в ближайшие дни, сколько знаний получит об этом странном мире, чуждом ему своими законами и отношением к человеку. Ему показали и его комнату — посветлее, скупо обставленную, но ему и не надо было много. Адама все устраивало — он лишь поежился при словах о прошлом рабе, не осмеливаясь спросить, что с ним произошло.

— Мне только канцелярию для записей и... смогу ли я приносить сюда книги из библиотеки? — он подошел к кровати и провел ладонью по постели, словно не веря, что подобная роскошь — после жизни-то в борделе — теперь находится в его собственности. Его собственная комната — миниатюрная крепость, иллюзия дома, в которой только он хозяин. Здесь он будет спасаться от мира, от осознания своего положения.

Ему дали согласие — искренний повод порадоваться. Экономка была хоть и сдержанна, но не относилась к нему негативно: Адам не заметил ни пренебрежения, ни отвращения по отношению к себе. Что же, если он войдет в расположение прислуги, то это существенно облегчит ему жизнь, тем более на первых порах, когда он только осваивается в доме... и со своими обязанностями. На мгновение помрачнев, он услышал голос еще одного слуги, оповестившего, что ванна готова.

Горячая вода, спокойная обстановка, в кои-то веки Рид был предоставлен в себе. В ванной комнате он расслабился по-настоящему, пожалуй, в первый раз за последний месяц — и в первый раз осматривал себя в зеркале, замечая неизбежные перемены после жизни не в лучших условиях. Адам сам по себе был обычного телосложения, лишенный как развитой мускулатуры, так и жировой прослойки, но за дни, проведенные в Войле, он успел исхудать и ослабнуть; вид был осунувшимся, уставшим, но взгляд серых глаз оставался ясным, подмечал все детали. Он осмотрел себя уже с иной точки зрения, для него непривычной: если джинн хочет использовать его в качестве шлюхи, устроит ли его это тело? Адам и без того знал, что не блещет красотой, а сейчас, когда она, по идее, была одним из ключевых факторов, осознавал наиболее остро, что уступает многим рабам: Рида нельзя было отнести ни к хрупким мальчикам, больше походившим на девочек, ни к крепким юношам, выносливым и сильным.

Он вышел из ванной чистым, одетым в новую одежду, уже более ухоженный на вид. Его провели на кухню, хоть и из гостиной доносились голоса, но Адам был рад, что будет предоставлен своим мыслям еще раз — меньше всего ему хотелось пересекаться еще с кем-то, на сегодня ему уже хватило впечатлений. Ел он быстро, наслаждаясь трапезой, даже распробовав вино, хоть и к алкоголю пристрастия не испытывал — привкус специй ему страшно понравился, легкий румянец выступил на щеках.

— Спасибо, — только и успел он с искренней теплотой отблагодарить экономку, когда та удалилась. Он поел, вымыл за собой посуду, едва ли не на цыпочках прошелся в библиотеку, избегая встречи с кем-либо, хоть и был уверен, что все равно привлекал к себе внимание. В просторном помещении он бродил долго, исследуя, что где расположено, запоминая секции и разделы, чтобы позже уже быстрее находить нужное. В библиотеке было так тихо и спокойно, что он, набрав добрую стопку литературы, решил остаться здесь — расположился в глубине, за очередным стеллажом, пользуясь падающим из окна светом.

Ему вдруг страх как захотелось почитать написанную человеческой рукой книгу, потому изучение литературы существ Адам решил оставить на потом. Он был рад, найдя классические произведения, и первым делом решил, что не помешало бы перечитать роман Уайльда, а именно — слова лорда Генри, очаровавшего своими парадоксальными речами Адама еще тогда, когда он, двенадцатилетний, в первый раз прочел "Портрет Дориана Грея". Рид читал жадно, взахлеб, соскучившись по литературе — когда дело клонилось уже к вечеру, он так и сидел на полу в окружении книг, прислонившись спиной к стеллажу. Прикрыв глаза, о чем-то раздумывал — да так и уснул, сам не заметив.

Его нашли и разбудили уже поздно вечером — за окном было темно, слуга растормошил его и оповестил, что вернулся джинн. Растрепанный, сонный, Адам поднялся со своего места, чувствуя, как затекли все мышцы и болит спина после столь неудобной позы сна — и, поморщившись, хотел уже было вернуть книги на место, когда существо сказало, что само разберется. Адам попросил занести все это ему в комнату и направился навстречу джинну.

Его провели в помещение, где находился джинн — по пути кое-как привел гнездо на голове в порядок, уложив светлые волосы, но все равно предстал перед мужчиной в совершенно заспанном виде, не особо еще проснувшимся и соображавшим, что происходит вокруг. В приятном полумраке комнаты Адам разглядел фигуру хозяина, прищурился, переведя взгляд на огонь в камине. Обстановка была ему не привычна — что в сравнении с борделем, что в сравнении с родной квартирой, куда более современной и более скупо обставленной.

Мимо прошла очередная прислуга, принеся чай и пищу. Неуверенный, что именно ему стоит делать, Адам приблизился и сел в ближайшее кресло, переплетая пальцы в замок. За день столько произошло, что ему подобная обстановка и компания казались уже даже естественными — в борделе он жил бесконечно давно, а теперь...

— Ваша библиотека привела меня в восторг, — произнес он совершенно искренне, слабая улыбка невольно замерла на кончиках губ, когда он вспомнил о том просторном помещении и о том количестве книг, что он увидел и что хотел прочесть; в серых глазах отражались искры огня, делали взгляд живее. — Вы неравнодушны и к нашей литературе. Столько книг... — он отвел взгляд, вновь вспоминая — это отвлекало от происходившего, от истинной причины его нахождения здесь. Адам нашел спасение в книгах.

Адам не оставил без внимания чужой жест — он сытно поел еще в обед, да и на ночь у него не было привычки есть, но отказ можно было с легкой руки счесть за каприз, что плохо бы повлияло на отношение к Риду. Еда была вкусно приготовлена, приятно пахла, и юноша все же поел немного, предпочтя приему пищи несколько глотков ароматного чая. Уютно. Комфортно. Спокойно. Разум и тело требовали именно такой обстановки, и Адаму безумно хотелось расслабиться — вот только не стоило ему забывать, в каком он положении и ситуации в принципе.

— Ваши способности дают вам неограниченные возможности, но в технологическом прогрессе вы отстаете от нас, — осторожно заметил он, делясь впечатлением от немногого увиденного за месяц пребывания здесь. Пальцы обхватили горячую кружку, игнорируя легкое жжение. Он хотел сказать, что людей можно было бы использовать не только как разнорабочих, как проституток, что можно было бы наладить контакт с Землей и начать обмен знаниями, информацией... Адам смотрел на эту ситуацию, как простой ученый, ища прежде всего возможность изучения незнакомого мира, особенностей его природы, этой странной, невообразимой магии. О иных последствиях — в том числе и негативных, — он не думал. В конечном счете, Рид промолчал, решив оставить мысли при себе.

— Прекрасно, — дал честный ответ, отпивая чай в последний раз и все же ставя чашку на место, будучи уже не в силах терпеть жжение. Растирая нагретые ладони, Адам спокойно взглянул на джинна. — Как я говорил, из золотой клетки люди не вырываются, — он выдержал паузу, переводя взгляд на огонь в камине. — Вы ведь изучаете человеческую психологию?

— Как вы называете это явление? — живо поинтересовался он — тема способностей, столь очевидных для коренных жителей Войлы, волновала ум юноши больше всего. Природу этой магии, которую он лишь представлял в детских фантазиях да о которой читал во всяких книжонках, Рид очень хотел понять и надеялся, что доступные в библиотеке книги помогут ему лучше понять механизмы этого мира. Он ограничился одним вопросом, опасаясь, что наскучит мужчине, поскольку, очевидно, расспрашивает обо всем том, что ему приходилось объяснять множество раз другим рабам до этого.

Адам отвел взгляд, закусив губу. Джинн был в какой-то мере прав. Возможно, жители Войлы сами не заинтересованы в прогрессе. Человечество вынуждено было развиваться по мере роста населения и его потребностей. Но эти существа со своими способностями... могли при желании за раз нагнать и обогнать в развитии людей. И не делали этого. Стоило ли это считать снисходительностью к людям? Или же их взаправду устраивало такое положение дел? Вопросы будоражили ум Рида.

Юноша подался вперед корпусом, увлеченный ходом беседы, упершись локтями в колени и подперев подбородок кулаком. Он следил за передвижениями джинна, постепенно расслабляясь в спокойной обстановке — мужчина поддерживал разговор, вел себя непринужденно, и Адам, не чувствуя на себя давления, все же перестал быть настолько напряженным, как раньше. Поплатится ли он за подобное — уже другой вопрос.

— Да, есть, но... — растерянно протянул он, но запнулся и смолк, не найдя контраргумента. Адам затих, задумавшись, что лучше: мнимая борьба со всем этим бизнесом или его официальное признание. Вряд ли проституцию возможно было искоренить, а черный рынок существовал всегда. Упоминание об экспериментах на существах заставили его тихо вздохнуть: если так рассудить, то человечество выглядело просто неотесанным дикарем в сравнении с этими существами. Действительно, почему они до сих пор не покорили Землю?

— Если так рассудить, то здешние условия выигрывают на фоне нашей мнимой демократии или политики ваших борделей, — горько усмехнулся Адам, в серых глазах — смесь смирения, расчета и нерешительности перед будущим. — Вы заметили, что обслуживать одного куда безопаснее, — он опустил взгляд, задумавшись об этой перспективе, и голос его дрогнул от явственного отвращения, от презрения то ли к обстоятельствам, то ли к себе, вынужденному выбирать, под кого лечь. — К тому же, здесь я могу развиваться, учиться. Я могу пригодиться вам, — последнее было сказано не с целью расположить к себе еще больше — непроизвольно юноша обхватил себя руками, смотря куда-то в сторону, съежившись. С каждым произнесенным словом он осознавал свою ничтожность, свою беспомощность — мелкая дрожь пробила тело.

— Извините, кажется, истерика будет, — нервозно усмехнулся он, прекрасно осознавая свое состояние даже сейчас и еще пытаясь сдержаться. — Стрессовая ситуация, вот и накопилось... — бормотал он ненужные слова, затем резко выпрямился, вцепившись пальцами в колени. Адам смотрел перед собой в темноту, заставляя себя успокоиться. Меньше всего ему хотелось, чтобы сидевший перед ним мужчина видел его слабость.

Отредактировано Adam Reed (2015-07-08 22:26:31)

Накатывающая истерика мешала воспринимать слова джинна — Адам лишь переводил бессмысленный взгляд то на камин, то на мужчину, то на полумрак обстановки. Сейчас он наиболее остро чувствовал фальшь и хрупкость той защиты, той оболочки, что выстроил за последний месяц: ни разу не давая себе проявить слабость, Рид отвлекался от происходящего, абстрагировался, упирался лбом в холодный расчет и игнорировал накапливаемые эмоции. Учитывая, к каким последствиям это сейчас привело, Адам уже жалел, что не позволил себе выплакаться один-два раза в своей коморке.

Чем быть полезным, Адам еще подумает. Сообразит. Уж в чем, а в своем уме он никогда не сомневался, всегда держался за счет потенциала, который обязательно должен был раскрыть в будущем. Не в лондонском университете или, позже, какой-нибудь компании — так здесь, в Войле, в качестве раба. Мысленно он захлебывался в накативших эмоциях, но все еще пытался держаться за разумную мысль: нужно выживать, нужно выкручиваться, использовать любую выгоду. Вспомнить рабов древности — ведь из них вышло столько толковых людей, которые нашли возможность развиваться даже в таких условиях!

Но это все потом: все соображения, идеи, вся его решительность и стремление к развитию. А сейчас он — беспомощный человечек, который, к тому же, вот-вот сломается под давлением эмоций. Рид даже не заметил, как джинн поднялся — запоздало среагировал, приоткрыв рот для нового вопроса, когда его вынудили поднять голову. Жест отличался от того прикосновения в кабинке кареты — куда резче, властнее. Адам рефлекторно дернулся — но не ускользнул, зная, что будет хуже. Дыхание сбилось, напряженное тело дрожало — на этот раз от отвращения. Ни поцелуй, ни касания, грубоватые сами по себе, удовольствия не приносили — да будь они хоть в сто крат нежнее, состояние Адама не поменялось бы. Он лишь промычал невразумительное, когда руки мужчины коснулись паховой области.

Кажется, это длилось бесконечность, но все же закончилось. Рида оставили в комнате одного — он так и сидел, ошеломленный, жалкий, когда хлопнула дверь — и он вздрогнул, словно очнувшись, весь съежился. Его застрясло по-настоящему, осознание происходящего навалилось грудой камней — юноша сполз на пол, обхватив себя руками, уткнувшись лбом в колени. Он весь трясся, слезы катились по щекам, но бился в рыданиях он беззвучно — тишину нарушало лишь тяжелое, прерывистое дыхание да редкие всхлипы. Он так и сидел бесконечное долгое время, пока не успокоился и не перестал думать, почему именно с ним это все происходит. Заплаканные глаза ничего не видели, голова гудела, выглядел Адам по-настоящему жалко. Он кое-как поднялся и направился нетвердой походкой прочь. Дорогу в ванную он помнил, добрался туда без проблем, умылся, привел кое-как себя в порядок, хоть и глаза по-прежнему были красными, на щеках виднелся нездоровый румянец. Горько усмехнувшись, он отвернулся от собственного отражения.

А вот с дорогой в собственную спальню все оказалось куда сложнее: как на зло, на предполагаемом пути никто из слуг не встретился, а лезть в каждую комнату не хотелось, учитывая, что последствия могут быть самыми разными. Адам остановился у вроде бы похожей двери — определенно, эту комнату экономка ему показывала, так, может быть, именно она принадлежит ему?

Приоткрыв дверь и заглянув в помещение, Рид осознал, что память сыграла с ним злую шутку: женщина действительно показала ему эту комнату, вот только принадлежала оная вовсе не рабу. Уставившись на джинна с явным желанием хлопнуть себя по лбу за подобную глупость, Адам кашлянул в кулак.

— Спокойной ночи, — голос осип и стал слабее после рыданий, но сказано это было максимально спокойно и буднично, словно Рид так и планировал: зайти к хозяину, пожелать доброй ночи и удалиться.

После долгих минут рыданий и бесконечного жаления себя, бедного и несчастного, внутри юноши все как-то поутихло и успокоилось: эмоции были выплеснуты, на душе было пусто, да и тело изрядно ослабло на фоне стресса. Адам провел языком по пересохшим губам, затем мотнул головой на вопрос об утешении — жалость ему была ни к чему. Возможно, вернись он домой и расскажи все родителям — да, ему бы хотелось увидеть ужас в их глазах и сочувствие. Но сострадание со стороны существа он не желал получить — собственно, даже если и бы хотел, то не смог бы.

Он выпрямился, глубоко дыша через нос, слабо цепляясь пальцами за одежду, такую удобную и чистую. Ему предоставили выбор, и интуитивно Адам понимал, что с ним обращаются мягче, чем должны, но такое милосердие не может быть вечным. Рид так же думал о том, что если уйдет от этого сейчас, то позже все равно его вынудят — только будет он не в таком изможденном эмоциональном состоянии; нет, он будет ясно соображать и, скорее всего, рефлекторно окажет сопротивление, а последствия подобной дерзости могут быть плохими.

Ничего не произнеся, он шагнул, пересекая порог комнаты, приблизился к кровати. Уставший мозг словно и не воспринимал это как реальность, отказывался принимать то, что произойдет вот-вот: табачный дым и травы словно одурманили его, смесь ароматов отвлекла его от ситуации, в которой он находился. Юноша забрался на постель, взглянул, щурясь в полумраке, на мужчину. Дыхание его было глубоким, но по-прежнему неровным, серые глаза блестели.

Его притянули ближе к себе — дурманящий аромат стал ощущаться сильнее, и на краю сознания Адама мелькнула мысль, что стоит однажды выпросить этот чудный табак, самому раскурить трубку, хоть и вряд ли ему позволили бы такую роскошь. Он почти увлекся мыслью о курении, о том, как соскучился за своими маленькими ежедневными ритуалами с утра: чашка крепкого кофе и одна сигарета. В реальность его вернуло нарушение личного пространства: юноша услышал шепот, ощутил прикосновение к уху, затем — цепь поцелуев до шеи.

Он протянул руки, касаясь слегка дрожавшими пальцами пуговиц, расстегивая рубашку. Адам хотел сосредоточиться на собственных движениях, на этом процессе, но прикосновение чужих губ отвлекало, вызывало мурашки по телу. У Рида были отношения с девушкой, у него имелся сексуальный опыт, но в постели с мужчиной он никогда не был и уж тем более воспринимать себя в пассивной роли не мог. Касания были ему чужды, а осознание, что его трогает существо, с которым он знаком меньше суток, вызывало лишь отвращение к самому себе.

Рид стянул с мужчины рубашку, отложил ее в сторону, найдя глупым в такой ситуации привычный порыв сложить одежду аккуратно. Чувствовал себя Адам скованно, неловко, не зная, куда себя деть и что делать, и, закусив губу, он положил ладонь на пряжку ремня. Несколько секунд — минус еще одна преграда, пальцы завозились с пуговицей. Он кротко вздохнул, прикрывая глаза, прислушиваясь к своим же ощущениям — пока идет прелюдия, он вполне мог представить, что так целует его не хозяин, а какая-нибудь девчонка. Расстегнув штаны, Адам коснулся паховой области, разрушая все иллюзии по поводу того, с кем именно он находится в постели.